Кто скажет, сколько сил отдано тому, чтобы Метрострой и метрополитен были? То и дело мелькает по участкам фуражка Серго со звездой, спецовка с «М» — подаренной нашивкой на рукаве. Все знают, что «из-за сердца» врачи запретили наркому спускаться в шахты, ан, поди ж ты! Все ему надо увидеть, потрогать, со всеми потолковать, обо всем позаботиться. Уже в тридцать пятом по оснащенности современным тоннельным оборудованием наш Метрострой обогнал все остальные. «Аи да ребята! — смеется Серго. — Аи да девчата! Наша правящая элита! Наша золотая молодежь!..» Часами может слушать, как удалось построить то, что лишь два десятилетия назад «отцы города» считали пустыми мечтаниями. Всегда он подходит к людям с радостной уверенностью, что каждый в какой-то области превосходит тебя, и в ней ты готов, ты должен у него поучиться, но сегодня… Комкает разговор об ускорении совершенствования проходческих щитов до строго деловых пределов. Как там, над океаном? Что, если как с «Максимом Горьким»?..
В кабинете Осипов. Этого не спровадить так просто: зам и дела государственной важности — синтетический каучук, бензин, минеральные удобрения — словом, химия-матушка… Бесспорно, цель образования, смысл образования — не знания, а действие. Привычное действие так захватывает, что Серго не замечает Семушкина:
— Расстояние до Америки перекрыто. Полет продолжается!..
— Никого пока не принимать! — В изнеможении Серго сваливается на кушетку в комнате отдыха. Стянуть бы сапоги, да сил нету. Не съездить ли пообедать? Зина уже напоминала… Это идея!..
От волнения он едва ли не впервые обедает вовремя. В голове мельтешит читанное когда-то: «Поступайте так, как если бы вы были счастливы, и это приведет вас к счастью… Всякий раз, когда выходите из дома, приосаньтесь, высоко поднимите голову, как если бы она была увенчана короной, дышите полной грудью. Пейте солнечный свет, приветствуйте улыбкой ваших друзей и вкладывайте душу в рукопожатие. Не бойтесь быть неправильно понятыми и не задумывайтесь даже на минуту о ваших недоброжелателях. Старайтесь сосредоточить мысль на том, что вам хотелось бы свершить…»
Так он и действует, продолжая прием. Прогоняет небритых, неопрятно одетых. С бережностью коллекционера отлепляет марки. (Сотрудники знают его слабость — передают почту с конвертами.) Помогает харьковчанам, сталинградцам поскорее осваивать гусеничные машины: мало того, что гусеничные мощнее, нужнее нашим полям, — гусеничный трактор почти танк. Торопит ленинградские гиганты энергетики, судостроения, приборостроения. Отдает под суд «насекомое», не делающее различия между собственным карманом и государственным, и премирует мастеров отрезами, патефонами, легковыми автомобилями. Но мысли — далеко отсюда. Лишь однажды по-настоящему оживляется: директор энского завода приносит образцы ширпотреба. Серго хватает детский велосипед, выбегает в сквер на площади: «Прекрасно! Прекрасно сработано! Какая радость детишкам! И, черт подери, если мы не будем делать хорошие игрушки, откуда возьмется любовь к машине, техническая культура?!» Не успокаивается до тех пор, пока резвящиеся «потребители» не оценивают новую «спецмодель» по достоинству…
В который раз входит Семушкин, но теперь… Нарком понимает все по его лицу. Кричит что-то обидное, срываясь, не помня себя от горя, будто из-за Семушкина прервалась связь с самолетом. Кидается к прямому проводу. Найти! Спасти во что бы то ни стало!
Сколько смекалки, дерзости, мастерства потребовал этот полет! На ЗИСе отшлифовали крылья до ювелирного сияния, чтобы уменьшить трение о воздух. Ведущие институты разработали особую технологию производства горючего и смазки. А средства против обледенения, самого страшного врага авиации?! А приборы, новейшее, сложнейшее радиооборудование?! Вершинное достижение науки и техники, самолет поднимал многие отрасли в новое качество. Недаром шутили, что он полетит от имени и по поручению всего народа… Кажется, все вложили, что могли, и сверх того, в этот полет, Пятилетки. Пленумы и съезды партий. Стахановское движение. Чаяния и надежды народа на мир. Мечту Ильича. Бездну остроумнейшей, хитроумнейшей изобретательности гениев. Сами жизни многих и многих людей. Да, к прискорбию, становление авиации — на крови, но человек не перестает рваться ввысь. Вновь видится катастрофа «Максима Горького», трагическая гибель Петра Ионовича Баранова…