Все так, но… Когда ты, Серго, избил одного из противников… Фу! Гадость какая! Вспоминать тошно. А что поделаешь? Было. Не стерпел провокации.
Понятно, националисты не преминули воспользоваться этим для усиления нападок на самого Орджоникидзе и на партию. И хотя Серго искренне признал недопустимость срыва, Ленин осудил его. Тяжело больной, продиктовал секретарям:
— Если дело дошло до того, что Орджоникидзе мог зарваться до применения физического насилия… то можно себе представить, в какое болото мы слетели…
Орджоникидзе был властью по отношению ко всем остальным гражданам на Кавказе. Орджоникидзе не имел права на ту раздражаемость, на которую он и Дзержинский ссылались. Орджоникидзе, напротив, обязан был нести себя с той выдержкой, с какой не обязан вести себя ни один обыкновенный гражданин…
Нужно примерно наказать тов. Орджоникидзе (говорю это с тем большим сожалением, что лично принадлежу к числу его друзей…).
«Принадлежу к числу его друзей…» Чем сильнее любил Ильич, тем труднее и опаснее задания давал, тем строже спрашивал, тем с большей силой восставал на неправду — неправоту…
Крута, ох, крута лестница в Горках! Серго лишь теперь почувствовал, как закоченел на четырех верстах от станции, как болит поясница… Отчего товарищи поднимаются так шумно? Тише! Нельзя здесь шуметь сейчас.
Надежда Константиновна сидит на диване в полутемной проходной — у раскрытых дверей его комнаты. Почему-то именно теперь приходит в голову, что только за годы эмиграции написала она тысячи нелегальных писем — и тебе, Серго, не одно в том числе. Жена. Единомышленник. Товарищ… Непривычно жестко, резко лицо, что называется закаменело. Запали глаза. Скулы будто свело. Но… просто, деликатно отвечает сжимающему ей руки Серго:
— В последние дни жизни смотрел киноленту б производстве тракторов на заводах Форда. То и дело просил замедлить показ — так жадно вглядывался!
«О производстве тракторов… Так жадно вглядывался…»
Тут же представилось: вот усаживается Ильич в той комнате внизу, которую только что миновали… Небольшой экран на стене освещается. На нем электрические машины поднимают ковши с огнедышащей сталью, переносят громоздкие отливки к молотам, ковочным прессам, станкам, подают готовые части к конвейеру. Рослые, не изведавшие голода и войны рабочие собирают тракторы. На глазах сотворяется чудо рождения чудо-машины. Рамы обрастают моторами, колесами, оживают. Дыхнув клубами дыма, готовые тракторы выкатывают из цеха.
«Пожалуйста, Иван Николаевич, говорит киномеханику, — помедленнее… Нельзя ли замедлить показ?» — Вглядывается Ильич. Вглядывается. Завидует. Надеется. Верит: мы сделаем лучше…
Когда часть заканчивается, Ленин просит: «Иван Николаевич, не в службу, а в дружбу, еще разок — на бис, так сказать».
И вновь перед ним рождаются тракторы, тракторы… И видит — видит наши тракторы с нашими плугами на наших полях. Из России нэповской будет Россия социалистическая. Невозможное могут только люди…
До последнего вздоха держал в голове весь мир, о благе Отечества пекся. Страдал от его убожества и невежества. Терзался его бедами и бедностью. Обдумывал, как помочь:
— Разрыв (пропасть) между необъятностью задач и нищетой материальной и нищетой культурной. Засыпать эту пропасть… Чего не хватает? Культурности, уменья управлять… Три великие вещи сделаны и завоеваны неотъемлемо. Четвертая и главная: фундамент социалистической экономики? Нет еще. Переделывать многажды, доделаем… Не злоупотреблять декретами… переорганизациями… Скромная работа культурная, культурно-хозяйственная. Проверка исполнения!!!
Скорбно, но свободно дышит Серго в его комнате: ни кликушества вокруг, ни показного отчаяния. Лишь трагическая простота непоправимости. Оттого, верно, здесь гак величественна сразу ощутимая тишина. Оттого стиснуты губы всех приходящих сюда.
Как живой! Совсем не изменился. Только лицо непривычно спокойно. Разве это не бессмыслица говорить «умер» о бессмертном, о том, кто при жизни стал легендой, опровергнув истину «пока человек не умрет, его дела не видно»?
Вывал Серго на пышных похоронах еще мальчишкой. Часто за катафалками несли на подушечках ордена, а тут… Нет у Ленина орденов. У тебя-то вот ость орден Красного Знамени… А что, если?.. Дотронулся до своего ордена, невольно погладил. Но ведь Горбунов прикрепил собственный орден на груди Ильича. Стоп! Это повыше всех орденов будет… Конечно! — Ильич больше любого причастен к тому, что родился Союз республик…