И все-таки Уилт еще раз попытался вернуться в свой прежний мир.
– Так и быть, – объявил он. – Я все расскажу. Но только в присутствии представителей британской контрразведки. Это законное право всякого британского подданного.
Глаусхоф презрительно хмыкнул.
– Как только ты прошел через КПП, от твоих прав ничего не осталось. Давай, выкладывай. Стану я еще делать реверансы всякой сволочи из британской разведки. Обомнутся. Рассказывай мне.
– Если вы не возражаете, я лучше напишу, – предложил Уилт. Он решил тянуть резину, а сам лихорадочно соображал, в чем бы ему покаяться. – У вас найдется ручка и бумага?
Глаусхоф поколебался, но смекнул, что, если показания будут написаны рукой Уилта, никто не посмеет упрекнуть майора в том, что он выбил их силой.
– Ладно. Садись за стол.
Через три часа перед Уилтом лежали шесть страниц, исписанных аккуратным, но неразборчивым почерком. Глаусхоф попытался прочесть и ужаснулся:
– Что еще за фокусы? Тебя что – писать не учили?
Уилт устало покачал головой.
– Если не разбираете, отдайте тому, кто разберет. А я уже выдохся. – и он уронил голову на руки.
Глаусхоф взглянул в его бледное лицо и убедился, что это не блеф. Майор и сам здорово утомился. Ну ничего: полковнику Эрвину и всей его бестолочи из отдела разведки и вовсе не поздоровится.
Эта мысль взбодрила Глаусхофа. Он прошел в соседний кабинет, сделал фотокопии всех шести страниц и, минуя охрану, направился в машбюро.
– Перепечатайте-ка эти документы, – велел он начальнику. – Но только никому ни слова.
После этого Глаусхоф уселся и стал ждать.
18
– Ордер? – восклицал старший офицер. – Ордер на обыск дома сорок пять по Оукхерст-авеню? Вы хотите получить ордер на обыск?
– Да, сэр, – подтвердил инспектор Роджер, недоумевая, почему из-за вполне резонной просьбы надо задавать столько вопросов. – Все улики свидетельствуют, что Уилты занимаются переправкой наркотиков.
– Магистрат едва ли согласится, – упорствовал старший офицер. – Ведь мы располагаем всего лишь косвенными уликами.
– Помилуйте, когда Уилт едет на авиабазу, а на обратном пути во что бы то ни стало пытается от нас улизнуть, разве это косвенная улика? И уж тем более, когда его жена отправляется на плантацию лекарственных трав. Я все в отчете расписал.
– Верно, – сказал старший офицер, стараясь вложить в это слово все свои сомнения. – Но прямых улик там нет и в помине.
– Поэтому и надо произвести обыск, сэр. В доме наверняка обнаружатся следы наркотиков. По логике вещей.
– Да, но только если вы в Уилте не ошиблись.
– Сами посудите: он же знал, возвращаясь из Бэконхита. что мы у него на хвосте. Не мог не знать. Но как только выехал с базы, так полчаса кружил и в конце концов удрал…
– Это отдельный разговор, – оборвал Роджера старший офицер. – Без разрешения установить в машине шалопая передатчики – это форменное безобразие. Я считаю ваш поступок в высшей степени возмутительным. Извольте сделать для себя выводы. И потом, может, он был пьян.
– Пьян? – Роджер не сразу уловил, какая связь между предосудительным использованием передатчиков (чего в этом предосудительного?) и тем фактом, что Уилт был пьян.
– Ну, когда выехал из Бэконхита. Нарезался и не соображал, куда едет, вот и дал крюку. Янки очень хлебную водку уважают. Штука отвратная, но пьется легко.
Инспектор Роджер подумал-подумал и не согласился:
– Ни за что не поверю, что пьяный способен промчаться на такой скорости по такой дороге и не разбиться. И путь-то он выбрал неспроста – чтобы его не могли засечь по радио.
Старший офицер еще раз пробежал отчет. Сомнения его не улеглись, однако в версии Роджера была своя логика.
– А если трезвый, что же он бросил машину у чужого дома?
К этому вопросу Роджер был уже готов.
– Я же говорю: продувная бестия, голыми руками не возьмешь. Сообразил, что мы с него глаз не спускаем и станем докапываться, почему он дал кругаля. И теперь хочет нас убедить, что, мол, спьяну.