– Орлов – диссидент, который отбывает срок в Сибири, а Карл Радек – чешский писатель, умер в сороковом году в ГУЛАГе, так что задания у него получать трудновато.
– Может, это конспиративные прозвища.
– Может. Меня такая откровенная липа не устраивает. И почему непременно русские? Если они из посольства… Ну, предположим. Но Уилт утверждает. что встречался с «Орловым» на автобусной станции в Ипфорде. Однако сотрудники посольства ограничены в передвижении, так далеко их не пускают. А где он виделся со своим разлюбезным Радеком? Каждую среду у площадки для игр в Мидуэй-парке. Каждую среду, на одном и том же месте, в одно и то же время? Исключено. Наши друзья из КГБ могут иной раз дать промашку, и все-таки дураков там не держат. А у Глаусхофа вдруг оказываются все козыри на руках. Случайность? Не смешите меня.
– Если так. то Глаусхоф вдряпался по уши.
Однако полковника Эрвина это не радовало:
– И мы вместе с ним, если вовремя не подсуетимся. Давайте еще раз вспомним все версии. Уилт – пробный шар, пущенный русскими? Исключается, я только что это опроверг. Кто-то проверяет работу службы безопасности? Что ж. возможно, какому-нибудь идиоту в Вашингтоне и взбрела такая дурь. Им всюду мерещатся шиитские террористы-смертники. Но зачем посылать англичанина? Допустим, чтобы поставить чистый эксперимент, они сунули передатчики в машину втайне от Уилта. Но почему тогда во время лекции у него поджилки тряслись? Вот с чего надо начинать: с его поведения на лекции. Вот где должен быть ключ. Прибавьте к этому его «показания», которым мог поверить только такой невежда, как Глаусхоф, и вы поймете, что гниль в Датском королевстве не учует лишь тот, у кого напрочь отбило нюх. Разве можно было доверять это дело Глаусхофу? С меня довольно. Я намерен воспользоваться своим служебным положением.
– Как? Генерал позволил Глаусхофу все на свете засекретить.
– Из-за этого я и собираюсь использовать свое служебное положение. Старый бомбардяга думает, что на него не найдется управы. Ну так я старого вояку разочарую. Ох как разочарую.
Полковник нажал кнопку телефонного аппарата:
– Соедините меня с ЦРУ.
20
– Приказано никого не впускать, – сказал охранник у ворот. – Извините, приказ есть приказ.
– Послушайте, – умоляла Мэвис. – Нам надо только переговорить с ответственным за образование. Его фамилия Блюджон, и…
– Все равно. Такой приказ.
Мэвис глубоко вздохнула и постаралась взять себя в руки.
– В таком случае я хотела бы поговорить с ним здесь. Будьте любезны, позовите его, раз уж нам нельзя войти.
– Сейчас узнаю, – охранник направился в караульное помещение.
– Бесполезно, – Ева оглядела шлагбаум и высокую изгородь из колючей проволоки. Пространство за ней было уставлено бочками, залитыми цементным раствором; из-за них машины не могли быстро проскочить на территорию, приходилось петлять. – Все равно они ничего не скажут.
– А я хочу знать почему, – настаивала Мэвис.
– Тогда не надо было надевать значок «Матери против бомбы».
Мэвис неохотно сняла значок.
– Возмутительно! Какая же это свободная страна, если…
Она не договорила, в дверях караулки появился лейтенант. Он оглядел гостей и произнес:
– Извините, пожалуйста, у нас служба безопасности проводит учения. Они продлятся недолго. Вы не могли бы заехать завтра?
– Завтра никак нельзя, – сказала Мэвис – Мы непременно должны поговорить с мистером Блюджоном сегодня. Очень вас прошу, позвоните ему или пошлите за ним. Будьте так добры.
– Конечно, конечно. Что ему передать?
– Скажите, что миссис Уилт хочет кое-что выяснить насчет своего мужа, мистера Генри Уилта. Он читает у вас лекции о британской культуре.
– А, мистер Уилт, – оживился лейтенант. – Да-да, капитан Клодиак про него рассказывала. Она ходит на его лекции. Очень довольна. Ну хорошо, сейчас узнаю.
Лейтенант снова ушел в караулку.
– Что я говорила, – заметила Мэвис. – Какая-то девка очень довольна твоим Генри. Интересно, чем он ее так разудовольствовал?
Ева не слышала. Итак, надеяться больше не на что: Генри действительно ее обманывал. Она оглядела унылые постройки и сборный дом за оградой, и ей представилось ее унылое, беспросветное будущее. Генри ушел к другой, может быть, к этой самой Клодиак. Еве придется самой воспитывать близняшек, прозябать в нищете. Отныне она… как это?.. Мать-одиночка? Что же за семья без отца? И где теперь взять денег на школу для близняшек? Неужто идти на поклон к системе социального обеспечения, выстаивать очереди за субсидиями вместе со всякими тетками? Ну уж нет. Ева пойдет работать. В лепешку разобьется, а не допустит, чтобы…