– Малыш бяка, обижает мамочку, – простонала она и молниеносно куснула его за шею.
– Ну это как сказать, – буркнул. Уилт, клятвенно обещая себе как можно чаще чистить зубы. – Дело в том, что…
Миссис Глаусхоф всей пятерней ухватила его за физиономию и промяукала:
– Розанчик!
– Рофанфик? – с трудом выговорил Уилт.
– Губки у тебя, как розанчик, – миссис Глаусхоф еще сильнее впилась когтями ему в щеки. – Не ротик, а розочка.
– А по вкуфу не похофе. – заметил Уилт и тут же пожалел. Миссис Глаусхоф взгромоздилась на него, и перед самым его носом появился сосок, торчащий из розовых кружев.
– Пососи у мамы сисю.
– Пофла к ферту, – огрызнулся Уилт. Но развить эту мысль ему не удалось. Миссис Глаусхоф навалилась на него грудью, и ее сосок заелозил по его лицу. Уилт начал задыхаться.
За стеной в ванной Глаусхоф тоже задыхался – от бешенства. Он следил за происходящим через полупрозрачное зеркало, которое установил для того. чтобы, лежа в ванной, любоваться, как миссис Глаусхоф надевает наряд его мечты. Глаусхоф уже клял свою хитрую уловку на чем свет стоит. Хитрость называется. Эта шалава совсем совесть потеряла. Патриот Глаусхоф надеялся, что жена просто-напросто вскружит голову русскому шпиону и тем самым тоже выполнит свой патриотический долг. Но трахаться-то с ним зачем? И хуже всего, что обольщала она с явным удовольствием.
Глаусхофу же эта сцена никакого удовольствия не доставляла. Он скрежетал зубами и старался не думать про лейтенанта Хару. Легко сказать – «не думать». А ну как Хара лежал на этой самой кровати и Мона тешила его таким же вот манером? В конце концов Глаусхоф не выдержал, вылетел из ванной в коридор и завопил:
– Ты что же это делаешь, а? Тебе было сказано растормошить стервеца, а ты его возбуждаешь!
– Чего ты бузишь? – удивилась миссис Глаусхоф. поднося к лицу Уилта другую грудь. – Думаешь, я не понимаю, что делаю?
– Я не понимаю, – хрюкнул Уилт. Теперь он мог хоть немного отдышаться.
Миссис Глаусхоф слезла с него и направилась к двери.
– Я думаю, что ты… – начал Глаусхоф.
– Топай отсюда! – взвизгнула миссис Глаусхоф. – Этот парень на меня уже конец навострил!
– Да уж вижу, – проворчал Глаусхоф. – Растормошила, нечего сказать. Дура набитая.
Миссис Глаусхоф стащила сапог.
– Ах, дура? – заголосила она и с завидной меткостью швырнула сапог в голову мужа. – Чтоб меня еще всякий хрыч недоделанный дурой обзывал? Да у тебя же встает, только когда я расхаживаю в этих сапогах, как нацист какой-нибудь, – в дверь полетел второй сапог. – Пока не разоденусь, как Гитлер, ты и на мужика не похож. Смотреть противно. А у этого парня хрен, по сравнению с твоим, – прямо как монумент Вашингтону.
– При чем тут мой хрен? Пойми ты: это коммунист, шпион! Опасный тип!
– Ишь ты, – хмыкнула миссис Глаусхоф и сняла бюстгальтер. – Опасный, говоришь?
– Неправда, я не опасный, – возразил Уилт, потихоньку сползая с кровати. Между тем миссис Глаусхоф, пошатываясь, стягивала с себя пояс.
– Предупреждаю, ты влипнешь в историю, – взывал Глаусхоф. Он отступил подальше от двери, чтобы супруга еще чем-нибудь его не зашибла.
– Уже влипла! – рявкнула миссис Глаусхоф, захлопнула дверь и заперла на ключ. Уилт и ахнуть не успел. как она выбросила ключ в окно и двинулась на него.
– Ну, Красная площадь, вот и я.
– Я не Красная площадь! Почему все думают, будто…
Но миссис Глаусхоф не думала – она действовала С неожиданной ловкостью она повалила Уилта на кровать и, встав рядом на колени, склонилась над ним.
– Ну малышик, ну что ты, как не родной? – простонала она. Что должно было за этим последовать, Уилт догадался без труда. И он на деле доказал, что Глаусхоф не зря назвал его опасным типом: ошалев от ужаса, Уилт укусил настырную майоршу за ляжку.
Глаусхоф у себя в ванной одобрительно крякнул.
– Отменить свои приказы? Отменить свои приказы? – от удивления генерал Бельмонт понизил голос на несколько децибелл. – На территорию базы проникает вражеский агент, возникает угроза диверсионного акта, а вы требуете, чтобы я отменил свои приказы?