Полковник заглянул в папку, лежавшую перед ним на столе, и заметил:
– У меня другие сведения. Тут сказано, что вы хотели изнасиловать миссис Глаусхоф в извращенной форме, а когда она оказала сопротивление, укусили ее за ногу. Майор Глаусхоф бросился на помощь жене и начал выламывать дверь, а вы в него выстрелили.
– Изнасиловать в извращенной форме? – ахнул Уилт. – Это как?
Полковника передернуло.
– Не знаю. Меня такие вещи не интересуют.
– Уверяю вас, если кого и изнасиловали в извращенной форме, то не ее, а меня. И. если бы вам случилось оказаться в непосредственной близости от ее мочалки, вы бы тоже стали кусаться.
Полковник поспешил отогнать кошмарное видение В его личном деле значилось: «в высшей степени гетеросексуален», но ведь не до последних же пределов! А «мочалка» миссис Глаусхоф – это уж точно из области запредельного.
– У вас концы с концами не сходятся. – возразил полковник. – По вашим собственным словам, миссис Глаусхоф намеревалась отстрелить замок и выбраться из комнаты, не так ли? Может, вы объясните, зачем ей это понадобилось?
– Я же говорю, ей захотелось… ну да я уже рассказывал. чего ей захотелось. Вот я ее и тяпнул. Что мне еще оставалось? А она озверела и схватилась за пистолет.
– Но почему все-таки дверь оказалась заперта и миссис Глаусхоф пришлось стрелять в замок? Вы хотите сказать, что вас обоих запер майор Глаусхоф?
– Она сама заперла дверь и швырнула чертов ключ в окно, – устало промолвил Уилт. – Не верите – поищите на улице.
– Неужели вы показались ей таким неотразимым, что она вздумала вас изнасиловать… в извращенной форме?
– Просто она лыка не вязала.
Полковник Эрвин встал, подошел к гравюре и вперился в нее, надеясь, что его осенит догадка. Но догадка не спешила. Во всем рассказе Уилта не вызывало сомнений лишь одно: Глаусхофиха действительно была пьяна.
– Как вы вообще оказались у Глаусхофов, вот чего я не понимаю.
– А я, думаете, понимаю? Я приехал сюда в пятницу читать лекцию. Вдруг – здравствуйте пожалуйста: травят меня газом, колют шприцем, наряжают, как больного перед операцией, накрывают с головой одеялом, возят туда-сюда по базе, задают идиотские вопросы про какие-то радиоперехватчики в моей машине…
– Радиопередатчики.
– Ну, передатчики. И притом грозят: не признаешься, что ты русский шпион или шизанутый фанатик-шиит, – получишь пулю в лоб. Но это еще не все. Оказываюсь в какой-то гнусной спальне. Откуда ни возьмись – бабенция, по одежде – ни дать ни взять проститутка. Выбрасывает из окна ключ, сует мне в рот сиськи и угрожает придушить своей мочалкой. Бред? И вы думаете, я смогу что-то объяснить?
Уилт без сил откинулся в кресле и горестно вздохнул.
– И все же я не.. – начал было полковник.
– Ну что вы, ей-богу! Толковать бред – не по моей части. За этим обратитесь к своему майору-кровопийце. А с меня довольно.
Полковник вышел в соседнюю комнату.
– Что вы о нем скажете? – спросил он капитана Форчена, который вместе с техником записывал допрос на магнитофон.
– Звучит убедительно. От Моны Глаусхоф всего можно ожидать: не случится под рукой мужика, она и со скунсом перепихнется.
– Это уж точно, – вставил техник. – Вон лейтенант Хара с ней спутался, а теперь пашет, как ходячий вибратор. Только на витаминах и держится.
– Ну и дела, – нахмурился полковник. – И Глаусхоф еще ведает у нас службой безопасности! С чего он вдруг позволил своей Моне Мессалине оседлать этого субъекта?
– У него в ванной прозрачное зеркало, – вспомнил капитан. – Может, он оттуда наблюдает и ловит кайф?
– Прозрачное зеркало в ванной? Любоваться, как твоя жена дрючит русского резидента, – такая блажь могла прийти только ненормальному.
– Небось, решил, что русские дрючатся не по-нашему, и захотел кой-чего перенять, – предположил техник.
– Поищите-ка ключ возле дома, – велел полковник и вышел в коридор. Капитан последовал за ним.
– Ну? – спросил Эрвин.
– Ничего не понимаю. Капрал из секции электроники, тертый калач, уверяет, что это английская техника специального назначения. Не русская – это точно. Насколько нам известно, никто, кроме англичан, ею не пользуется.
– Вы думаете, за Уилтом следят британские органы безопасности?
– Очень может быть.
– Нет, едва ли. Когда Глаусхоф задал ему перцу, он потребовал, чтобы при допросе присутствовали сотрудники британской разведки. Вы когда-нибудь слышали, чтобы русский агент после провала стремился в объятия британской разведки? Я такого что-то не припомню.