— С удовольствием. С чего начать, господа?
— С начала! — почти хором ответили присутствующие.
Макаров приступил к рассказу.
— Я перевелся на Черноморский флот с Балтийского, понимая, что война неминуема, и сознавая, что при полном почти отсутствии наших броненосцев в Черном море наступательных действий флотом нам предпринять не удастся, если не применим нечто новое. Этим новым мне казалось создание корабля, вооруженного минными катерами. Удалось заинтересовать этой идеей двух влиятельных наших адмиралов. Вы, наверное, догадались, что я имею в виду Григория Ивановича Бутакова и Андрея Александровича Попова. Они писали Аркасу, рекомендуя меня и мою идею, и поэтому без особой волокиты мне в середине декабря прошлого года дали «Константин»…
Володя Яковлев во все глаза глядел на этого человека, судьбу которого привык уже считать необыкновенной. Внешность лейтенанта также была привлекательна. Лицо овальное, очень высокий лоб, рано начавшая лысеть коротко остриженная голова; большие, несколько навыкате, глаза. Бороды и бакенбардов Макаров не носил, но зато украсил свое лицо большими темно-русыми усами, обрамляющими рот и подбородок. В его речи и манерах не было ничего напоминающего, что он — сын простого матроса. Держался Макаров с непринужденностью уверенного в себе человека.
— Дней за двадцать мы здесь, в Севастополе, окончили переоборудование «Константина» и приступили к минным учениям. Вы видели катера на бортах, они большие и тяжелые. Так вот, постоянными учениями я так натренировал команду (кстати, они, как и вы, — все добровольцы), что добился скорости подъема и спуска катеров в семь минут.
— Степан Осипович, — спросил подпоручик Пличинский,- а пары вы перед спуском заранее готовите? Ведь на это два часа надо.
— На борту «Константина» на подъем паров в машинах катеров тратят не больше 15 минут, — был ответ. — В котлы катеров наливаем воду уже горячей и специальными трубопроводами подаем пар из машины парохода.
— Великолепно! — воскликнул Перелешин-младпшй. — Нам непременно надо устроить то же самое, ведь мы, Степан Осипович, тоже два катера должны, на «Весту» установить.
— Я знаю, — ответил Макаров, — они уже прибыли по железной дороге и ждут вас… Первая наша атака была в конце апреля — пытались взорвать турецкие корабли на рейде Батума, но неудачно. Трос от буксируемой мины намотало на винт катера, а шестовая, которую подвели к самому борту врага, не взорвалась. Нас обнаружили, поднялась стрельба — еле ушли.
— Но я слышал, что севастопольская публика устроила вам при возвращении торжественную встречу,- заметил младший Перелепите.
— Да, и меня это сначала очень удивило. Но потом я понял. Народу понравилось, что флот предпринял действия наступательные, перестал отстаиваться в гаванях, под защитой батарей.
— А теперь расскажите про нападение в Сулине, — попросил старший офицер.
— О, это было уже интереснее, — оживился Макаров, — 27 мая разведка донесла, что там стоят четыре турецких броненосца. «Константин» вышел из Одессы вечером, кроме своих катеров взяли еще два из Одесского порта, вели их на буксире. В два часа ночи пришли на вид Сулина; в гавани увидели три броненосца (они несли огни), и какой-то пароход двигался по рейду. Спустили наши катера, построили двумя колоннами и… с богом! Ночь была темна, безлунна, небо в облаках, сильный ветер и волнение с берега. Только вдали маяк мелькает и огни неприятельские… Катера пошли и сразу же исчезли, растворились в ночи — ни искр, ни шума машин, ничего.
Макаров помедлил, Володя живо вообразил ночную сцену, как будто сам стоял на раскачивающейся палубе «Константина».
— Я отвел корабль миль на пять к северу, где назначил встречу катерам. Стоим, ждем, слушаем. По-прежнему тихо. Вдруг в порту — беспорядочная стрельба, потом взрывы — один, другой, опять пальба, потом стихло. На рассвете вернулись «Синоп», «Наварин» и «Минер». Доложили, что вторая колонна раньше их ворвалась на рейд, слышали два взрыва, на катера пошел турецкий броненосец, пришлось уходить.
Через полчаса вернулась «Чесма» с пробоинами от пуль и картечи. Ей атака тоже не удалась — опять намотало провода буксируемой мины на винт. Быстро светало, надо уходить, а других катеров нет. Наконец появился катер лейтенанта Владимира Рожественского (его потом назвали «Сулин»). Полузатопленный, труба в пробоинах, но все целы. Рождественский сообщил, что взорвал свою мину под бортом броненосца, но результатов не знает. Последний катер — лейтенанта Пущина — так и не вернулся. Мы ждали его до восьми часов, нас заметили из Сулина, пришлось взять курс на Одессу.