Человек взял из рук Дмитрия Дмитриевича листки отказа и внимательно всмотрелся в маленькие буковки, напечатанные по краю листка. . .
- А здесь,- сказал Дмитрий Дмитриевич - он очень хорошо знал эту утешительную для всех изобретателей надпись,- здесь надежда: в месячный срок мы можем протестовать… Давайте воспользуемся этой надписью.
- Цель?
- Пошлют на вторичную экспертизу, может быть, другим специалистам…
- «Ознакомившись,- застучал Дмитрий Дмитриевич согнутым указательным пальцем,- с решением Отдела по изобретениям и рационализации, выражаем свое несогласие с ним по следующим причинам…»
Письмо было написано и отослано в тот же день, а через три недели на адрес Дмитрия Дмитриевича пришло краткое извещение. Изобретателям предлагалось явиться в институт, в котором работал Дмитрий Дмитриевич, и принять участие в заседании ученого совета, на котором будет рассмотрено их предложение.
- Это великолепно?-спросил Человек, прочитав извещение.
- Трудно сказать… Может быть, что-нибудь и получится, но у нас такой директор…
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
В институте, в котором работал Дмитрий Дмитриевич, сложилось очень трудное положение. Фактически вся полнота власти попала в руки Павла Александровича Пшеничного, исполняющего обязанности директора, человека, загадочного даже для тех, кто проработал с ним не один год.
С первого дня своего пребывания в институте Павел Александрович начал «осваивать» физику. Он вызвал к себе в кабинет библиотекаршу с ящичком каталога книг по физике, отобрал наугад ряд книг и велел никого не принимать. Вначале он попытался проникнуть в смысл формул и даже стал переписывать их на маленькие листочки блокнота шестидневки. После этого он перешел непосредственно к тексту и… все понял! Это открытие привело его в восторг. Действительно, он разбирал все, фразу за фразой: «Формула выведена в предположении, что…», «отсюда следует… где…», «после сложения получим…», «автор пользуется приятным долгом поблагодарить академика И. Е. Тугта за дискуссию результатов и постоянное внимание к работе». Все было понятно! Физика была ясна, как пареная репа… А формулы?! «Я не уверен, что формулы нужны, во всяком случае, так уж обязательны»,- сказал Пшеничный самому себе.
Настоящий директор института, заслуженный ученый, академик, глубокий старик, неоднократно пытался избавиться от Пшеничного. Но со временем директор примирился с его пребыванием в институте и, махнув рукой на его «научную продукцию», стал загружать его многочисленными поручениями, не требовавшими каких-либо особенных знаний. Пшеничный переписывал и составлял требования на оборудование, замещал начальника отдела кадров, когда тот уходил в отпуск, что-то согласовывал, что-то проталкивал, куда-то ездил и постепенно стал человеком незаменимым.
Шли годы, директор отпраздновал свое девяностолетие и все же не ушел на покой, он продолжал оставаться руководителем. Исполняющим обязанности директора был назначен Пшеничный.
Вот уже скоро год директор института безвыездно проживал на даче, а Павел Александрович Пшеничный, оберегая его покой, являлся к нему не чаще одного раза в месяц. «Старик», как называли в институте директора, подписывал годовые отчеты института, рассказывал Павлу Александровичу о своей поездке по Швейцарии в 1896 году и погружался в дремоту, из которой Павел Александрович не считал тактичным его выводить.
Однако когда возникала необходимость принять рискованное решение, Павел Александрович говорил, что его нужно согласовать с директором института, академиком Коршуновым.
Такова была обстановка в институте, когда был созван Ученый совет для разбора заявки на «Способ создания физического бессмертия человека».
По издавна выработавшейся привычке Пшеничный разослал сообщения о заседании Ученого совета всем, кому надлежало об этом знать, в том числе и «Старику»…
Вначале все шло, как обычно. Одиннадцать часов утра… Сотрудники толпятся в коридоре, курят, разговаривают о своих делах, о возможных вариантах решения совета. Еще пятнадцать минут, и, мягко ступая на носки, появится заместитель директора по научной работе и, тяжело усевшись за стол президиума, пошлет секретаря в коридор.
- Просят заходить,-скажет Наталья Степановна,- уже пора…
Пора! Пора! Сотрудники, перекидываясь друг с другом приветствиями, рассаживаются, и наконец наступает молчание… Проходит несколько минут, и появляется Павел Александрович… Как, человек военного склада опаздывает? Нет, это не опоздание, это расчет, тактический расчет! Он уже давно топтался у дверей своего кабинета, поглаживая всегда защелкнутый английский замок, посматривая на свои по-военному точные часы. Внутренним оком своим он видел зал заседаний, почувствовал эту минуту молчания и вот теперь вышел из кабинета и, ни на кого не глядя, проходит к своему креслу за столом президиума.