И здесь произошло совершенно неожиданное. Смех старика, слабый, еле слышный, постепенно креп, голос его становился все звучнее, насыщеннее, громче. И через секунду «Старик» хохотал здоровым смехом…
- Что с ним? - закричали сотрудники.- Смотрите! Что с ним?
Густой румянец прилил к щекам «Старика», казалось, что его морщины разгладились, а когда по его белоснежной бороде побежала от корней волос черная полоса, сомнения исчезли: конус был не выдумкой, «Старик» на глазах становился молодым! Вот он стал на ноги и осторожно стал их выпрямлять… И ноги выпрямились. Старик уставился на свои руки, на которых вместо ссохшейся, сморщенной кожи теперь была молодая, чуть розовая кожа… А лицо! Вздох пронесся по залу. Это было не его лицо, это было лицо молодого человека; ему можно было дать не больше тридцати лет, если бы его не старила густая борода, теперь уже почти целиком черная, только на самом конце клинышка бородки белел островок седины.
- Зеркало! - громко и властно сказал «Старик», и только сейчас сотрудники вспомнили, что он не «Старик», а академик Коршунов, смелый
ученый и энергичный организатор, веселый и напористый человек.
Наталья Степановна вытащила из своей сумочки маленькое зеркальце и протянула его «Старику».
- Я молод! - закричал он.- Молод! Слышите?! Друзья! Я не могу прийти в себя от счастья… Это драгоценные листики,- сказал он, отбирая у Пшеничного заявку Человека,- драгоценные… И наш институт непременно займется этим вопросом.
- Но мне кажется, что…-начал было Пшеничный, но академик Коршунов его прервал:
- А мне кажется, товарищ Пшеничный, что в этом институте все-таки я директор. И с сегодняшнего дня считайте, что я вернулся из отпуска…
- Э, нет! - воскликнул Пшеничный.- Нет, нет, еще нужно все доказать… Вам нужно уйти на покой… По старости, по старости…
- Но я молод… Черт возьми, я ужасно, ужасно хочу есть, не просто есть, а ужасно… Я молод, великолепно себя чувствую. Мы еще поработаем, товарищи…
- А ваши документы!- Теперь Павел Александрович уже кричал.- А ваши документы, ведь вам за девяносто, за девяносто! За девяносто!..
- Да, моим документам за девяносто, а мне, мне двадцать пять! - под аплодисменты всего Ученого совета закончил Коршунов.
Разгневанный Пшеничный выбежал из зала заседания.
Долго еще шумели сотрудники, а; потом допоздна горел свет в зале заседания, и Наталья Степановна все носила и носила папки с делами и отчетами за прошлые годы… Академик Коршунов время от времени хватался за голову и говорил:
- Вот проходимец, вот проходимец этот Пшеничный!
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
- Сюда,- сказал милиционер и указал на высокую дверь.
За дверью оказалась еще одна комната, в глубине которой была дверь поменьше. Милиционер распахнул эту последнюю дверь и пропустил их вперед.
- Садитесь, товарищи,- сказал начальник милиции.- Вы извините меня, но мне звонили на института, и я не мог не вмешаться… Так кто у вас без паспорта?
- Вот он. Человек, а мы с ним…
- Но почему вы не хлопочете, чтобы вам выдали другой взамен утерянного?
- Он не терял паспорт,-сказал Коля.
- Не терял? Значит, украли?
- Он не знает, что такое паспорт.
- Я не понимаю… Я никого не хочу рассматривать как преступника, но я вам, простите, не верю. На вид этому гражданину,- он кивнул в сторону Человека,- лет тридцать пять, сорок…
Все заулыбались.
- Я на много ошибся?
- Во много раз,- улыбнулся Дмитрий Дмитриевич.
- Допустим… Хотя… Как вы сказали? Во много раз?.. Ну хорошо, во всяком случае, больше шестнадцати, а в нашем государстве паспорт получают с шестнадцати лет.
- Вы ему покажите и объясните, что такое паспорт,- сказал Коля.- Он поймет, он понятливый.
- Покажите, я пойму,- сказал Человек.
- А почему у вас такой голос? - спросил начальник милиции.
- Мой голос - это изобретение Дмитрия Дмитриевича. Я не говорю в вашем диапазоне частот.
- Диапазоне, диапазоне!!! Сложнейшие вещи вы говорите, а что такое паспорт, не знаете! Вот, полюбуйтесь.- Начальник милиции взял из рук Дмитрия Дмитриевича паспорт и протянул его Человеку.- Каждый, каждый имеет это при себе,-сказал он.- Но и выглядите вы как-то странно…
- Он не с нашей планеты,- сказал Дмитрий Дмитриевич.
Наступило долгое молчание.
- Понимаю, - сказал Человек, - понимаю… Они у нас были. Это было давно,когда еще были книги.
- А потом, разве потом исчезли писатели? - недоверчиво спросил начальник милиции.- Разве отпала необходимость в писании, ну, скажем…