Сержант Зим…
Он беспокоил меня не меньше, чем Тед. После того как трибунал был окончен и Теда увели, сержант задержался и сказал капитану Франкелю:
— Прошу разрешения обратиться к командиру батальона, сэр.
— Обращайтесь. Все равно я хотел перекинуться с вами парой фраз. Садитесь.
Зим зыркнул на меня незаплывшим глазом, капитан тоже на меня посмотрел, и мне не надо было говорить, чтобы я вышел. Я испарился. В приемной никого не было, только парочка штатских писарей. Я не осмелился уйти далеко, потому что мог понадобиться капитану. Я отыскал стул и сел.
Сквозь перегородку, к которой я приткнулся затылком, мне было все слышно. Батальонный штаб был все-таки постройкой, а не палаткой, раз в нем размещалось стационарное оборудование. Но и зданием в прямом смысле он тоже не был. Барак с тонкими, как бумага, перегородками. Сомневаюсь, чтобы штатские что-то слышали, поскольку сидели в наушниках, согнувшись над пишущими машинками. Кроме того, им было плевать. Я не хотел подслушивать. Э-э… может быть, все-таки хотел.
Зим сказал:
— Прошу перевода в боевую часть, сэр.
Франкель ответил:
— Не слышу тебя, Чарли. Опять ухо барахлит.
Зим:
— Я серьезно, сэр. Эта служба не для меня.
Франкель, раздраженно:
— Прекрати скулить, сержант. Подожди, по крайней мере, когда мы будем вне службы. Ну, что стряслось?
Зим выдавил:
— Капитан, мальчишка не заслужил плетей.
— Разумеется, не заслужил, — отозвался Франкель. — Ты знаешь, кто виноват. И я это знаю.
— Так точно, сэр. Знаю.
— Ну и?.. А еще ты лучше меня знаешь, что на этой стадии мальчишки — что дикие звери. Ты знаешь, когда безопасно поворачиваться к ним спиной, а когда нет. И ты знаешь установку и приказ по поводу статьи девять-ноль-восемь-ноль — никогда не давай им шанса нарушить статью. Конечно, кто-то из них попытается; если бы они не были агрессивными, то не годились бы для мобильной пехоты. В строю они послушны; вполне безопасно повернуться к ним спиной, когда они едят, спят или сидят на хвостах и слушают лекцию. Но выведи их на полевые учения, у них подскакивает адреналин, и они взрывоопасны, как гремучая ртуть. Тебе это известно, инструкторам это известно; тебя обучали — и научили! — быть начеку, гасить поползновения в зародыше. Так объясни мне, каким это образом новобранец-недоучка навесил тебе фингал под глаз? Он не должен был даже пальцем тебя тронуть; ты должен был выбить из него дурь вместе с духом, как только заметил, куда он нацелился. Форму теряешь?
— Не знаю, — пробормотал Зим. — Наверное…
— Если так, то к боевой части тебя и подпускать нельзя. Но это не так. Или не было так три дня назад, когда мы с тобой работали. Где ты дал маху?
Зим ответил не сразу.
— Наверное, пометил его как безопасного.
— Таких не бывает.
— Так точно, сэр. Но он так старался, так хотел выслужить срок… У него никаких способностей, но он просто из кожи вон лез. Наверное, у меня подсознательно получилось, — Зим помолчал и добавил: — Наверное, потому что он мне нравился.
Франкель фыркнул.
— Инструктору любовь не положена.
— Знаю, сэр. Так вышло. Они — прекрасные ребятишки, все отбросы мы уже сплавили. У Хендрика только один недостаток, не считая неуклюжести. Он думает, что ему известны ответы на все вопросы. Это ничего, я сам таким был в его годы. Шушеру мы отправили по домам, а те, кто остался, — энергичны, всегда готовы и всегда начеку, словно элитные щенки колли. Из них многие станут солдатами.
— Так вот в чем дело. Он тебе понравился… поэтому ты вовремя его не оборвал, он пошел под трибунал, получил хлыста и был уволен за нарушение Устава.
— Видит небо, я бы хотел, чтобы это меня выпороли, сэр, — честно заявил Зим.
— В очереди подождешь, я все-таки старше тебя по званию. Как, по-твоему, я чувствую себя последний час? Чего, по-твоему, я боялся больше всего с той минуты, как ты ввалился сюда с фонарем под глазом? Я же все сделал, чтобы обойтись административным наказанием, так ведь нет, этому дурашке приспичило трепать языком! Никогда бы не подумал, что он настолько туп, чтобы так вот взять и все выложить: я, мол, полез с кулаками на сержанта… Ты должен был дать ему пинка, чтобы летел отсюда и до дома, еще неделю назад… а не нянчиться с ним, пока он не влез в неприятности. Но он таки ляпнул при мне, при свидетелях и вынудил меня дать делу ход. Никакой возможности пропустить мимо ушей, избежать трибунала… пришлось разгрести кучу, принять лекарство и получить еще одного гражданского, который до конца дней своих будет зол на нас. Его нужно было выпороть, и ни ты, ни я не могли подставить свои спины вместо него, даже если виноваты мы с тобой. Потому что полк должен видеть, что происходит, когда нарушают статью девять-ноль-восемь-ноль. Вина наша, а шишки — ему.