Выбрать главу
Прочь, от пушки эту вошь! Бросить за борт эту вошь! Он же крив на оба глаза! Правый борт — ОГОНЬ!
Старая песня, которую пели под пушечный салют

Но все это случилось уже после того, как мы покинули лагерь Кюри, а до отъезда еще много всякого было. Была боевая подготовка — в основном боевой строй, упражнения и маневры с применением чего угодно — от голых рук вплоть до имитации ядерного оружия. Никогда не думал, что на свете есть столько способов убивать. Вначале нас учили не путаться в собственных руках и ногах — кто считает, что это не оружие, тот не видал сержанта Зима и капитана Френкеля, нашего батальонного, демонстрировавших нам саватту, или хотя бы малыша Сюдзуми, который мог уложить любого из нас с неизменной белозубой улыбкой. Зим даже назначил его инструктором по рукопашному бою, и мы должны были подчиняться его приказам — только обращаться к нему «сэр» не полагалось.

По мере того как ряды наши редели, Зим все меньше занимался со всеми вместе — разве что на смотрах, и все больше времени уделял индивидуальным тренировкам, дополняя капрал-инструкторов. Он мог вмиг уложить человека чем угодно, но особенно любил ножи. Свой он выточил и сбалансировал собственноручно, хотя стандартные были тоже очень ничего. В качестве персонального учителя Зим делался помягче — даже его обычное отвращение к нам сменялось некоторой терпимостью. По крайней мере, он терпеливо сносил дурацкие вопросы.

Однажды, во время двухминутного перерыва, следовавшего после каждой тренировки, один из наших — парень по имени Тед Хендрик — спросил:

— Сержант… Я вот думаю. Это, конечно, интересно — с ножами… Но зачем нас этому обучают? Разве нам пригодится?

— Как же, — ответил Зим, — а если у тебя, кроме ножа, и нет ничего? А представь, что и ножа-то нет? Что тогда делать будешь? Прочтешь молитву да помрешь? Или все же осилишь эту премудрость и заставишь сдохнуть врага? Ты пойми, салажонок, это — ЖИЗНЬ, а не шашки-пешки, где всегда можно сдаться, раз уж не осталось надежды.

— Но, сэр, я только вот что хочу сказать. Допустим, вы совсем не вооружены. Или у вас эта вот царапалка. А у того, кто против вас, есть любое оружие, самое опасное! Ведь как бы вы ни старались — что тут поделаешь? Ничего…

Ответил Зим очень мягко:

— Нет, салажонок, не верно. Нет такой вещи, как «опасное оружие»!

— А… Сэр?

— Не бывает на свете опасного оружия — бывают только опасные люди. И мы постараемся сделать вас такими — для врага. Опасными даже без ножа. И только с одной рукой или ногой — пока живы! Если не понимаешь, что я хочу сказать, почитай хотя бы «Горация на мосту» или «Смерть Ричарда Храброго», обе книжки есть в библиотеке лагеря. А теперь взять хотя бы твой пример. Представь, что я — это ты и у меня только нож. А вон та мишень сзади, по которой ты давеча промазал, номер три — часовой, вооруженный всем, чем можно, кроме водородной бомбы. И ты должен его сделать — тихонько, враз, так, чтобы даже пикнуть не успел.

Зим чуть повернулся — банк! — и нож, которого у него перед тем и в руках-то не было, уже торчал в самом центре мишени номер три.

— Видал? С двумя ножами еще лучше. Но сделать его ты все равно должен был — хоть голыми руками.

— А-а…

— Что-то неясно? Колись. Я на то здесь и поставлен, чтобы на твои вопросы отвечать.

— А, да, сэр. Вы сказали, у часового нет водородной бомбы. Но у них ведь есть водородные бомбы, вот в чем дело! По крайней мере, у наших часовых они есть. И у часовых с той стороны наверняка тоже — я ведь не имею в виду собственных часовых… В общем, у воюющих сторон.

— Ага, понятно.

— Это… Видите ли, сэр… Если мы можем использовать водородную бомбу — ведь вы сами говорили: это не игрушки — это жизнь, это война, и не следует валять дурака, то не глупо ли ползать по лопухам и ножиками бросаться? Так ведь и убить потом могут, и даже можно войну проиграть… Ведь если у вас есть настоящее оружие, разве его недостаточно для победы? Какой смысл рисковать жизнью, пользуясь тем, что давно устарело, если один-единственный профессор может сделать куда больше, просто нажав кнопку?

Зим ответил не сразу — такие задержки были вовсе не в его обычае. Затем он мягко сказал:

— Хендрик, а ты часом не ошибся, когда пошел в пехоту? Ты же знаешь, никто тебя здесь не держит.

Хендрик не ответил. Зим приказал:

— Выкладывай!

— Да не то чтобы я хотел уволиться, сэр… Я хочу дослужить срок.

— Вижу. Ладно, вопрос твой не в компетенции сержанта… и даже не из тех, что ты вправе мне задавать. Предполагается, что ты должен знать ответ еще до поступления на службу. А может, и знаешь. Тебя в школе учили Истории и Философии Морали?