И еще запахи. Нюх, как непоэтично обозвал Дан свой нежданный второй талант.
Прорезался он недавно и сначала доставлял одни неприятности. Просыпаться раз за разом от запаха свежевыпеченного хлеба и спелых яблочек и раз за разом не обнаруживать ни того, ни другого кому понравится? А маяться от появляющегося-пропадающего запашка крысиной норы? И откуда, скажите на милость, летом возьмется аромат талого снега? Свежий, острый и нежный? Тут даже здравомыслящий человек поневоле начнет думать о месте в приюте для скорбных духом. Дан, правда, к особо здравомыслящим себя не относил, а о помянутом приюте мыслил исключительно в том плане, как бы обеспечить пребывание в этом неуютном местечке для синих мокриц из распроклятого Ордена опоры. А посему решил пока про свои странности не заикаться. Не мешают ведь никому, кроме него? Ну, и ему тогда не помешают! Мало ли какие у кого "дырки в карманах"!
И постепенно, понемногу, разобрался, что к чему.
Сначала ему нечаянно помогла Марита. Вечером у костра, когда она учила "дорогую подругу" и вдруг радостно рассмеялась на прочитанное без ошибок слово... а запах подтаявшего снега вдруг стал сильнее.
- Марита? - не сдержался он.
- Что? - обернулась дижонка, обдав его ароматом тающей в ладони сосульки...
Он что-то сказал тогда, как-то отшутился, весь поглощенный неожиданной догадкой. И весь вечер проверял новый "талант", незаметно принюхиваясь ко всем спутникам. Свежевыпеченным хлебом и яблоком пахла Латка. Уютный домашний запах, казалось, пропитал маленькую землевичку от волос до чистенького фартушка, в кармашках которого вечно лежали какие-то семена. Иногда он усиливался, иногда к нему примешивались другие ароматы: спелой земляники, цветов, мяты. А когда она смущалась и чувствовала себя виноватой (например, в тот раз, когда Латка скормила последние запасы драконятам), от нее пахло переспевшей грушей...
Тир пах нагретым железом и дымком костра. Когда он злился или снова вспоминал про плен в Ордене, в воздухе зависал запах приближающейся грозы... Клод тоже пах очень приятно - чистой свежей водой, порой травами. Стимий - горьковатым можжевельником. С Сином сложнее - южанин сначала вызывал весьма нехорошие мысли, именно от него несло крысами и ржавым капканом. Похожий запах, только слабеющий, доносился от безымянного и от серого браслета, и в конце концов Дан понял, что чует не столько самих парней, сколько наложенные на них чары подчинения.
Самое интересное, что драконы пахли тоже по-разному. Кто-то песком, кто-то - библиотекой, а малыши - сластями и сиренью.
Постепенно Дан привык оценивать ароматы и разобрался, что означает каждый. И даже научился использовать - например, вытащив на разговор Тира, когда над тем опять завис душный запах пыли и жары...
Никто не знал про его новый дар, неудобный, но полезный. Дереш-младший недаром был наследником в купеческой семье и прекрасно знал завет "Что дурень напоказ, то умный про запас". Торговцы не знатские особы, выставляющие ценное на всеобщее обозрение, настоящий купец всегда прибережет сундучок-другой в тайничке. А еще лучше - в двух-трех тайниках. Люди, они разные, доверять всем подряд может только несмышленое дитя, и "нюх" это прекрасно подтверждал.
Особенно здесь.
.. Он очнулся, когда какой-то потрепанный тип в синем цеплял ему на руки холодные браслеты. И мгновенно закашлялся от острого - и на редкость противного! - запаха. От типа, что-то ворчавшего про недопитое вино и отсутствие покоя, мерзко несло старой плесенью. Еще не понимая, что произошло, Дан отвернул голову - и чуть не задохнулся от запаха "сорника", пакостной ядовитой травки, растущей на свалках. Голову и так ломило, особенно в висках и затылке, со всех сторон наплывал стылый холод, и мерзкие запашки совсем не прибавляли хорошего самочувствия. Особенно, когда он понял, что шевельнуться не может. И даже не то что шевельнуться - не ощущает руки-ноги своими. Тело было как чужое, оно ощущало прикосновения, но не откликалось не то чтобы болью - даже щекоткой.
"Плесень" и "сорник", шепотом переругиваясь, деловито закрепили его цепи и ушли, потом что-то неприметное с виду принесло кувшин с молоком и обдало запахом стоячей воды...
И водник даже успел призадуматься, что ж тут за свалка такая и как бы попробовать выбраться, но тут пришел отче Инченцио. И стало совсем плохо. "Синяк" в неприметной, но очень дорогой мантии, двигался мягко, приветливо поздоровался и руки не распускал, но Дан...
Не стошнило его чудом. От приветливого отче несло таким отвратным духом гнилой рыбы, тухлой колбасы и порченых фруктов, что у водника моментально заслезились глаза и подкатило к горлу. Само по себе это, может, и не было бы так страшно, но вонь к тому же дополнялась изысканным ароматом дорогих духов, будто эту гниль пытались скрыть, замаскировать под что-то хорошее-красивое-свежее.