– Крысу? И… который это у вас крыс робеет? – недоверчиво осведомился мужик.
– А у которого волосы светлые, – охотно поведал Дан. – Он их с детства видеть не может. Одна, понимаете ли, у него когда-то кусок сахару утащила и укусила вдобавок в такое место, что вслух не скажешь. Вот он на них и ярится, сил нет. Чуть какую увидит, так себя не помнит, на стенку лезет, кидается чем не попадя. Может и ногами затопать. Прямо несчастье.
Клод онемело вслушивался в этот бредовый разговор. Что Дан такое несет?
– Кхе, – наконец прокомментировал хозяин чудную историю о злосчастье одного из гостей. – А далее-то что?
– А ничего, хозяин! Мы ему счас того… колыбельную споем… или сказочку расскажем он и угомонится!
– И молитву прочитаем! Богу Дару, во исцеление! – вставил Стимий все еще довольно сдавленным голосом.
– Ага. А он там не вздумает мышей огнем гонять? Вы там дом мне не спалите, случайно?
– Что вы!
– Ну и ладненько, – сделал вывод хозяин. – Тогда давайте спать. А то и заря недалече. Туши лучину, жена.
– Да вправду ли… – растерянно молвила хозяйка.
– Парни бают, так, – приструнил ее муж. – А им лучше знать.
– Да откель же у нас крысы… – все еще не могла опомниться женщина. – Мы же…
– Спать давай! Спать.
Золотая щель в полу, не конопаченная по летнему времени, потухла. Хозяева задули лучину и, судя по молчанию, вскоре сменившемуся матерым храпом, постарались забыть и про крыс, и про мышебоязливого гостя.
Гости наконец получили возможность высказать что накипело на душе. Правда, Дана вынужденное молчание не смущало и раньше – выразительно глядя на Тира, он оживленно жестикулировал обеими руками, будто лицедей-мим или мачтовый сигнальщик на галере. Похоже, это была какая-то разновидность языка жестов, причем очень доходчивая, так что даже неопытный Клод уловил кое-что. Во всяком случае, сравнение умственного уровня алтийца с интеллектом быка. Причем именно мясного быка – пахотных, тех кое-чему обучали, и они, по слухам, были самую малость поумнее. Впрочем, Клод особо и не присматривался – он был занят. Стимия подлечивал. Хвала Дару, тот не слишком пострадал. Бывает так, что у человека даже от несильного, казалось бы, давления ломается подъязычная кость… так что существовала такая опасность. А кости лечить Клоду давалось куда сложнее, чем странные точки в крови.
– …по шлему мечом настучали! Или палицей?! – уже вслух закончил лиддиец – под аккомпанемент зазвучавшего храпа. – Придурок…
– Все нормально, – выдохнул Клод, снимая руки с горла орденца. – Обошлось. Тир, ты… Стоп.
Тир до сих пор лежал так, как упал – руки разбросаны, голова неудобно запрокинута, ненавидящий взгляд потемневших глаз сверлит потолок.Почему он до сих пор молчит?
И не двигается.
– Стимий?
Орденец покосился на своего неудавшегося убийцу.
– Говори. – и после паузы, неохотно, – Разрешаю.
Дан недоуменно вздернул брови, явно не понимая, о каком разрешении идет речь… ну да, Дану ведь не досталось ни крепости, ни ошейника. Дану не понять…
Ошейник… значит, Стимий воспользовался ошейником. Клод нахмурился. Что за…
– Ну? Только тихо говори.
– Чтоб ты… сдох вместе со своими разрешениями… – выдохнул Тир. – Тварь.
Орденец снова закашлялся. На этот раз, наверное, просто от удивления. И потер горло:
– Да-а… и это Вышняя знать. Благородство так и прет.
Попытка пошутить вышла неудачной.
– Катись ты… ненавижу… тварь… – Тира колотило от ярости, и голос его, тихий, сдавленный, срывался на каждом слове, будто его душили.
– Что за бредятина? – поинтересовался Дан. Темные в лунном свете глаза перебегали с одного лица на другое, точно у судьи, сравнивающего показания.
– Ты… Тир, ты что говоришь такое?
– Одурел, парень?
А огневик продолжал говорить, и оттого, что ярость его вырывалась лишь через слова, а тело оставалось неподвижным, смотрелось это особенно жутко.
– Надо же, непонимающего из себя корчит… Из крепости даже ушел, заботливым таким прикинулся. Что, мага лишаться не захотел? Лекарю просто голову задурил, а меня на сворку взять решил? Подсуетился, постарался, заполучил троих сразу! Так я лучше сдохну, а на поводке ходить не буду! Понял? Понял?!
Зашуршало сено. Похоже, по чердаку все-таки бродила не то крыса, не то мышь. Серая воровка немного пошуршала и затихла, видимо, смущенная странной тишиной. Потому что звуков громче ее шороха не было слышно.