И опять ничего не ясно! «Эйзенхауэр» подходит для космача ничуть не больше, чем «Каса-Маньяна». Похоже, попахивает от этого дельца: кто ж станет так настойчиво зазывать в гости случайного знакомого из бара? Если он, конечно, не баба…
– А зачем? – спросил я.
Космач, похоже, к возражениям не привык. Я наблюдал с профессиональным интересом: выражение его лица не было сердитым, о нет – оно скорее напоминало грозовую тучу перед бурей. Но он держал себя в руках и отвечал спокойно:
– Лоренцо, у меня нет времени на болтовню. Вам нужна работа?
– Ангажемент, вы это хотите сказать?
Я отвечал медленно. Почему-то показалось, что предлагает он мне… Ну, вы понимаете, что за «работу» я имею в виду. До сих пор я не поступался профессиональной честью, несмотря на пращи и стрелы взъевшейся на меня Фортуны.
– Разумеется, ангажемент, самый настоящий! – быстро ответил он. – И нужен самый лучший актер, какой только есть.
Я изо всех сил постарался сохранить на лице невозмутимость. Да я согласился бы на любой ангажемент – даже на роль балкона в «Ромео и Джульетте». Но нанимателю это знать совершенно ни к чему.
– А именно? Расписание у меня, знаете ли, ужасно плотное…
Но он на это не купился.
– Остальное – не для видеофона! Может, вы и не знаете, но я вам скажу: есть оборудование и против этой защиты! Давайте скорей сюда!
Похоже, я был нужен ему позарез. А раз так, можно было немного и поломаться.
– Вы за кого меня держите? Что я вам – мальчик? Носильщик, готовый в лепешку расшибиться за чаевые?! Я – ЛОРЕНЦО! – Тут я, задрав подбородок, принял оскорбленный вид. – Что вы предлагаете? Только конкретно.
– А, чтоб вас! Не могу я об этом по видео. Сколько вы обычно берете?
– Ммм… Вы спрашиваете про гонорар?
– Да, да!
– За выход? Или за неделю? Или, может, вы имеете в виду длительный контракт?
– Вздор, вздор. Сколько вы берете за вечер?
– Моя минимальная ставка – сто империалов за выход.
Здесь я, между прочим, не врал. Бывало, конечно, и у меня – когда публика устраивала скандал, приходилось возвращать деньги, причем немалые. Но всяк себе цену знает, так что нищенские подачки не для меня. Лучше уж затяну ремень потуже, да немного перетерплю.
– Ладно, – тут же отозвался он, – сотня ваша, как только вы здесь появитесь. Только поскорей!
– А?!
Лишь сейчас до меня дошло, что мог бы заломить и двести, и даже двести пятьдесят.
– Но я еще не согласился!
– Вздор! Обговорим это у меня. Сотня в любом случае ваша. А если согласитесь, назовем ее, скажем, премией сверх гонорара. Ну идете вы наконец?!
– Сейчас, сэр, – кивнул я. – Подождите немного.
К счастью, «Эйзенхауэр» от «Каса» неподалеку – ехать мне было бы не на что. Но, хотя искусство пешей ходьбы утрачено в наше время, я-то им владел в совершенстве, а пока шел – собрался с мыслями. Не дурак ведь – прекрасно понимал, если кто-то так настойчиво предлагает ближнему своему деньги, для начала стоит оценить карты. Наверняка здесь что-то опасное или противозаконное. Или то и другое сразу. Соблюдение законов меня беспокоило мало – Закон частенько оказывается идиотом, как сказал Бард, и я обеими руками за. Однако, как правило, стараюсь «не занимать левый ряд».
Пока что фактов было недостаточно, а потому – не стоило принимать в голову. Я закинул плащ на плечо и шел, наслаждаясь мягкой осенней погодкой и запахами большого города.
Парадным входом я пренебрег и поднялся служебным лифтом на двадцать первый. Что-то подсказывало: здесь не место и не время для встреч с восторженной публикой.
На стук отворил мой приятель-дальнобойщик.
– Любите вы, однако резину тянуть, – буркнул он.
– М-да?
Я пропустил замечание мимо ушей и огляделся. Номер, как я и думал, оказался из дорогих; однако каков бардак!.. По углам дюжинами валялись немытые бокалы и кофейные чашки – судя по всему, народу здесь уже побывала тьма. С дивана сердито уставилась какая-то незнакомая личность – наверняка тоже космач. Мой вопросительный взгляд остался без ответа: похоже, знакомство в программу вечера не входило.
– Наконец-то! Итак, к делу.
– …которое, – подхватил я, – напоминает о некоей премии, или, скажем, авансе…
– А, верно.
Он обернулся к лежавшему на диване:
– Джок, заплати.
– Так он же…
– Заплати!
Теперь стало ясно, кто здесь хозяин. Хотя будущее показало, что Дэк Бродбент упирал на это нечасто. Джок мгновенно поднялся и, все еще хмурясь, отслюнил мне полусотенную и пять десяток. Я спрятал деньги не пересчитывая и сказал:
– К вашим услугам, джентльмены.
Здоровяк пожевал губами.
– Для начала, я хотел бы, чтоб вы поклялись не заикаться об этой работе даже во сне.
– Клятва? Даже так? Слова джентльмена вам недостаточно? – Я обратился к лежащему: – Нас, похоже, не представили. Меня звать Лоренцо.
Он мельком глянул на меня и отвернулся. Мой знакомый из бара поспешно вставил:
– Имена тут ни к чему.
– Да? Знаете, мой незабвенный папаша, перед тем, как преставиться, мне строго-настрого наказал: во-первых, не мешать виски ни с чем, кроме воды, во-вторых, не читать анонимных писем, а в-третьих, не иметь дел с человеком, не желающим себя называть. Удачи вам, господа!.
Я направился к выходу. Сотня империалов приятно согревала меня сквозь карман.
– Погодите!
Я остановился.
– Ладно, вы правы. Меня зовут…
– Командир!!!
– Да брось ты, Джок. Мое имя – Дэк Бродбент, а этого невежу зовут Жак Дюбуа. Оба мы дальнобойщики, пилоты-универсалы: любые корабли, любые ускорения.
– Лоренцо Смайт, – скромно раскланялся я. – Лицедей и подражатель, член Агнец-клуба.
Кстати, когда я в последний раз платил членские взносы?
– Замечательно. Джок, хоть улыбнись для разнообразия! Ну как, Лоренцо, сохраните вы наше дело в секрете?
– Буду нем, как могила. Слово джентльмена джентльмену.
– Независимо от того, возьметесь ли?
– Независимо. Я свое слово держу; цел будет ваш секрет. Вот разве что меня допросят с пристрастием.
– Лоренцо, я прекрасно знаю, что делает с человеком неодексокаин. Невозможного мы с вас не спросим.
– Дэк, – торопливо встрял Дюбуа, – погоди. Надо хотя бы…
– Заткнись, Джок. Не люблю галдежа над ухом. Так вот, Лоренцо, для вас есть работа – как раз по части перевоплощений. И перевоплощение должно быть такое, чтоб никто – ни одна живая душа не смогла подкопаться. Вы это сможете?
Я сдвинул брови:
– Не понял – смогу или захочу? Вам, собственно, для чего?
– В курс дела введем вас позже. В двух словах – нам нужен дублер для одного весьма популярного человека. Загвоздка в том, что надо обмануть даже тех, кто его знает близко. А это немного сложнее, чем принимать парад с трибуны или вручать медали скаутам.
Он пристально посмотрел мне в глаза.
– Тут должен быть настоящий мастер, Лоренцо.
– Нет, – тотчас ответил я.
– Вот тебе раз… Вы же еще ничего толком не знаете! Если вас мучает совесть, так могу вас успокоить: тому, кого вы сыграете, вреда от этого никакого. И ничьих законных интересов не ущемляет. Мы вынуждены его подменять.
– Нет.
– Но, почему, черт возьми?! Вы даже не представляете, сколько мы можем вам заплатить!
– Не в деньгах дело, – твердо отвечал я. – Я актер. А не дублер.
– Ничего не понимаю! Туча актеров кормится тем, что копирует знаменитостей!
– Ну, это – шлюхи, а не актеры. Я так не хочу. Кто уважает людей, пишущих за других книги? Или художников, позволяющих другому подписаться под своей работой ради денег? В вас нет творческой жилки. Чтобы было понятней, вот вам такой пример: стали бы вы – из-за денег – принимать управление кораблем, пока кто-то другой гуляет в вашей форме по палубе и, ни бельмеса в вашем деле не смысля, называется пилотом экстра-класса? Стали бы?
– А за сколько? – фыркнул Дюбуа.
Бродбент метнул в него молнию из-под бровей.
– Да, похоже, я вас понимаю.
– Для артиста, сэр, первым делом – признание. А деньги – так… Подручный материал.
– Уф-ф! Ладно. Ради денег вы за это браться не хотите. Что касается признания… Если, скажем, вы убедитесь, что никто кроме вас тут не справится?