Потом он доставал ремень и начинал облегчать мне упомянутую выше процедуру. Отец был психологом-практиком и свято верил, что регулярный массаж gluitei maximi посредством ремня – весьма способствует оттоку лишней крови от детского мозга. Теория, возможно, хлипковата, но результаты налицо: когда мне стукнуло пятнадцать, я делал стойку на голове на туго натянутом канате, декламировал страницу за страницей из Шекспира и Шоу, а из прикуривания сигареты мог устроить целый спектакль…
Я все еще размышлял, когда Бродбент заглянул в ванную.
– Да господи ты боже!.. – завопил он. – Вы и не начинали?!
Я холодно глянул на него.
– Я так понял – вам нужна работа. А сможет, к примеру, повар, будь он хоть cordon bleu, приготовить какой-нибудь новый соус, сидя на лошади, скачущей галопом?
– К дьяволу всех лошадей! – Он постучал пальцем по часам. – У вас еще шесть минут. Если уложитесь, мы, похоже, действительно имеем шанс.
Еще бы. Конечно, времени бы побольше, но в искусстве трансформации я превзошел даже папашу. Его коронный номер «Убийство Хьюи Лонга», – пятнадцать лиц за семь минут, я однажды сыграл на девять секунд быстрее!
– Стойте, где стоите, – бросил я. – Момент.
И я стал Бенни Греем – ловким, неприметным человечком, убивающим направо и налево в «Доме без дверей». Два легких мазка от крыльев носа к уголкам рта – для придания щекам безвольности, мешки под глазами и «землистый» – поверх всего. На все – около двадцати секунд – я мог бы наложить этот грим во сне. «Дом» выдержал девяносто два представления, прежде чем его экранизировали.
Я повернулся к Бродбенту. Тот ахнул:
– Господи! Прямо не верится…
Продолжая быть Бенни Греем, я даже не улыбнулся. Он и вообразить себе не мог, что вполне можно обойтись без грима! С гримом, конечно, проще, но мне он нужен был исключительно для Бродбента. Он, в простоте душевной, полагал, что все дело в краске да пудре.
А Бродбент все еще глазел на меня.
– Слу-ушайте, – умерив голос, протянул он, – а нельзя ли со мной проделать похожую шутку? Только быстро.
Я уже собрался ответить «нет», но тут понял, что это – своего рода вызов моему мастерству. Ужасно захотелось сказать: попади он в руки отцу, через пять минут мог бы смело отправляться торговать на улице конфетами. Однако я придумал нечто получше.
– Вы просто хотите, чтоб вас не узнали?
– Да-да! Можно меня наштукатурить как следует, налепить фальшивый нос, или еще там чего?..
Я покачал головой:
– Как бы я вас ни «штукатурил», все равно будете не лучше мальчишки на маскараде. Играть-то вы не умеете, и учиться поздновато. Ваше лицо трогать не будем.
– Все же… Если приделать мне этакий рубильник…
– Послушайте, «этакий рубильник» только привлечет к вам внимание, будьте уверены! Как вам понравится, если кто-нибудь из знакомых увидев вас, скажет: «А здорово этот верзила похож на Дэка Бродбента! Прямо вылитый, разве что нос другой!»?
– А? Меня такое устроит. То есть, пока он уверен, что это не я. Я-то сейчас должен быть… В общем, на Земле меня нет.
– Он будет абсолютно уверен, что это не вы. Походка – вот ваша основная беда. Мы ее поменяем, и это будете вовсе не вы, а любой другой высокий, плечистый парень, немного смахивающий на Дэка Бродбента.
– О'кей. Как я должен ходить?
– Нет, вы этому не научитесь. Мы заставим вас ходить, как надо.
– Это как?
– Насыплем, хотя бы, мелких камешков в носки башмаков. Это вынудит вас опираться больше на пятки и ходить прямее. Таким образом вы избавитесь от скрюченности и кошачьих повадок космача. М-мм… А плечи стянем сзади лентой, чтобы вы их не забывали малость развести в стороны. О! За глаза хватит!
– Думаете, стоит изменить походку, и меня не засветят?
– Мало того – никто не сможет сказать, почему так уверен, что перед ним не вы. Подсознательная уверенность в этом не оставит никаких сомнений. Можно, если хотите, поработать еще и с лицом; просто ради вашего спокойствия…
Мы вышли из ванной. Я, конечно, оставался Бенни Греем: если уж вошел в роль, требуется некоторое усилие, чтоб вновь стать самим собой. Дюбуа занимался видеофоном. Он поднял глаза, увидел меня, и у него отвисла челюсть. Джок, как ошпаренный, вылетел из «тихого уголка» и заорал:
– Это еще кто?! Где актер?
На меня он посмотрел лишь мельком: Серый Бенни – этакий вялый, неприглядный мужичонка, смотреть не на что.
– Какой актер? – поинтересовался я – ровным, бесцветным голосом Бенни. Дюбуа одарил меня еще одним взглядом и вновь отвернулся бы, кабы не обратил внимания на одежду. Бродбент, расхохотавшись, хлопнул товарища по плечу:
– Тебе, помнится, не нравилась его игра?!
Затем, уже другим тоном:
– Со всеми успел связаться?
– Д…да, – Дюбуа, совершенно убитый, еще раз посмотрел на меня и отвел взгляд.
– О'кей. Через четыре минуты нужно сваливать. Посмотрим, Лоренцо, как быстро вы обработаете меня.
Дэк успел снять ботинок, куртку и взялся за сорочку. Тут засветился сигнал над дверью и зажужжал зуммер. Дэк застыл.
– Джок, мы, что, ждем кого-то?
– Это Лэнгстон, наверно. Он говорил – может, успеет заскочить до того, как мы отчалим.
Дюбуа направился к двери.
– Непохоже. Это, скорее…
Я так и не успел узнать, на кого похоже это скорее. Дюбуа отворил. В дверях, будто гигантская поганка из ночного кошмара, стоял марсианин.
Какое-то время я не видел ничего, кроме марсианина. И не замечал ни Жезла Жизни в его ложнолапах, ни человека за его спиной.
Марсианин скользнул в комнату, человек последовал за ним. Дверь захлопнулась.
– Добрый день, господа, – проквакал марсианин. – Уже уходите?
Меня скрутил острый приступ ксенофобии. Запутавшись в рукавах сорочки, Дэк был вне игры. Но малыш Джок Дюбуа проявил подлинный героизм и стал мне больше, чем братом. После смерти, к сожалению…
Он бросился на Жезл, заслонив собой нас.
Скорее всего, Джок умер еще прежде, чем упал. В животе его зияла дыра, в которую свободно прошел бы кулак. Но перед смертью он успел сжать в руках ложнолапу и, падая, не отпустил. Она вытянулась, словно сливочная тянучка, и лопнула у самого основания. Несчастный Джок продолжал сжимать Жезл в мертвых пальцах.
Человеку, пришедшему с этой вонючкой, пришлось отскочить, чтобы достать пушку. И тут он прокололся: нужно было пристрелить сперва Дэка, а затем – меня. Вместо этого он пальнул в мертвого Джока, а второго выстрела Дэк ему не оставил, попав точно в лоб. Ишь ты, а я и не знал, что Дэк при оружии!
Обезоруженный марсианин даже не пытался смыться. Поднявшись, Дэк подошел к нему и сказал:
– А, Рррингрийл. Рад видеть тебя.
– Рад видеть тебя, капитан Дэк Бродбент, – проквакал марсианин. – Ты скажешь моему Гнезду?
– Я скажу твоему Гнезду, Рррингрийл.
– Благодарю тебя, капитан Дэк Бродбент.
Длинный, костлявый палец Дэка целиком вошел в ближайший глаз марсианина, достав, похоже, до самого мозга. Дэк выдернул палец – весь он был вымазан отвратительной зеленоватой слизью. В агонии тварь втянула ложнолапу в «ствол», но даже мертвая оставалась стоять на своей подошве. Дэк бросился в ванную, там зашумела вода. Я застыл в столбняке, не в силах двинуться с места – точь-в-точь сдохший Рррингрийл.
Появился Дэк, вытирая руки о рубаху:
– Нужно их убрать, и быстро!
Ничего себе – «вытри стол»!
Я решил выяснить отношения. Одной, довольной путаной, фразой, объяснил ему, что в это дело встревать не желаю, что теперь нужно вызывать полицию, и я хочу свалить до того, как здесь будут ищейки, и пошел он – не скажу куда – со своими перевоплощениями, и я намерен, расправив крылышки, упорхнуть в окно. Дэк отмахнулся:
– Не трясись, Лоренцо. Мы в цейтноте. Помоги-ка оттащить их в ванную.
– А?! Бог с тобой! Запрем номер, и – ноги в руки! Авось на нас не подумают.
– Авось не подумают, – согласился он, – никто не знает, что мы здесь. Но они без труда догадаются, что Джока убил Рррингрийл. Вот этого допустить нельзя. Сейчас – нельзя.