– Ну что ж, – продолжал Дэк, – подойдем сейчас к нашему глубокоуважаемому жандарму и во всем чистосердечно раскаемся. И кладу семь против двух, что знаю, кого первым выпустят под залог!
За разговором мы миновали полисмена. Он увлеченно пудрил мозги сидевшей за барьером дежурной и на нас даже не посмотрел. Дэк вынул откуда-то два пропуска с надписью: «Полевой допуск – разрешение на обслуживание – стоянка К-127» и сунул их под монитор. Монитор считал информацию и высветил разрешение взять машину на верхнем уровне, код Кинг-127. Дверь распахнулась, механический голос произнес:
– Будьте осторожны. Внимательно следите за радиационными предупреждениями. За несчастные случаи на поле Компания ответственности не несет.
Усевшись в небольшую машину, Дэк набрал абсолютно другой код. Машина, развернувшись, юркнула в какой-то туннель. Куда нас несет – меня совершенно не волновало: теперь все едино.
Покинутая нами машина отправилась обратно. Прямо передо мной к далекому стальному потолку поднималась лесенка. Дэк подтолкнул меня к ней:
– Давайте скорей!
Добравшись до люка в потолке, я увидел надпись: «ОПАСНО! РАДИАЦИЯ! Находиться не более 13 секунд». Цифры были вписаны мелом. Пришлось затормозить. Заводить детей я, конечно, не собирался, однако и дураком себя не считал. Дэк оскалился:
– Ах, вы сегодня не в свинцовых подштанниках?! Открывай и давай быстро на корабль! Там всех-то дел на десять секунд, если не канителиться.
Мне хватило и пяти. Футов десять пробежал под открытым небом, затем нырнул в люк корабля, а там уж понесся через две ступеньки.
Кораблик был невелик. Во всяком случае, рубка тесная; рассматривать снаружи времени не было. До этого я летал лишь на лунных катерах – «Евангелине», да ее братишке «Гаврииле»; это когда имел глупость согласиться выступать на Луне в компании с еще несколькими простаками. Наш импрессарио полагал, что акробатика, пляски на канате и вообще всякого рода кунштюки при 1/6 "g" пройдут куда как успешней. И даже времени на репетицию не оставил, недоумок. А без привычки… Короче, назад я вернулся только благодаря Фонду Помощи Нуждающимся Гастролерам, и это стоило мне всего моего гардероба…
В рубке находились двое. Один, лежа в ускорителе, возился с какими-то верньерами, другой вертел в пальцах отвертку. Лежавший глянул на меня и ничего не сказал. Второй обернулся и тревожно спросил через мое плечо:
– А Джок где?
Из люка, словно чертик из табакерки, выпрыгнул Дэк:
– Потом, потом! Вы массу его скомпенсировали?
– Ага.
– Рыжий, диспетчерская отсчет дала?
Из ускорителя лениво отозвались:
– Дала, дала. Каждые две минуты сверяюсь. Вовремя ты, у нас еще… ага, сорок… семь секунд.
– Место мне, живо! Еще отметку эту ловить!
Рыжий так же лениво вылез из ускорителя. Дэк тут же рухнул в него. Другой космач сунул меня на место штурмана и, пристегнув ремнями, направился к выходу. Рыжий последовал было за ним, но задержался:
– Да, чуть не забыл. С вас билетики, – сказал он добродушно.
– А, ч-черт!
Рывком ослабив ремень, Дэк полез в карман, достал полевые пропуска, с которыми мы прошли на борт, и отдал ему.
– Спасибо, – ответил Рыжий, – до скорого! Давай – и чтоб сопла не остыли!
И с той же изящной ленцой он удалился. Слышно было, как хлопнула дверь шлюза, и у меня заложило уши. Дэк не попрощался – он был занят компьютером.
– Двадцать одна секунда, – буркнул он. – Предупреждения не будет. Расслабьтесь, и из ускорителя не высовывайтесь. Старт – только цветочки.
Я почел за лучшее делать, что говорят. Секунды тянулись, будто часы; напряжение становилось невыносимым. Я не выдержал:
– Дэк…
– Да отвяжись ты!
– Куда мы хоть летим?!
– На Марс!
Я успел увидеть, как красная кнопка под его пальцем уходит в панель, – и отключился.
2
И чего, скажите на милость, смешного, когда человека мутит? Этим чурбанам с железными потрохами всегда весело – они и сломанную ногу собственной бабушки оборжут.
А меня, естественно, скрутило сразу же, как только Дэк убавил тягу и перевел посудину в свободный полет. Однако с космической болезнью я быстро справился – слава богу, с самого утра ничего не ел. Тем не менее, чувствовал себя все плоше и плоше – в предвкушении всех прелестей этой жутковатой экскурсии. С другим кораблем мы состыковались через час сорок три, что для меня, крота по природе, равносильно тысяче лет чистилища. Все это время Дэк находился в ускорителе по соседству, и, должен заметить, шуточек по моему поводу не отпускал. Будучи профессионалом, он воспринял мои мучения с безразличной вежливостью стюардессы – а не как эти безмозглые горлопаны; вы наверняка встречали таких не раз среди пассажиров лунных катеров. Будь моя воля, все дубиноголовые остряки живо бы оказались за бортом еще на орбите и уж там-то вдоволь повеселились бы над собственными конвульсиями в вакууме.
Как назло, в точку рандеву мы вышли гораздо раньше, чем я собрался с мыслями и смог бы задавать вопросы. Проклятая болтанка лишала всякого любопытства. Думаю, если б жертве космической болезни сообщили, что расстреляют ее на рассвете, ответом было бы:
– Да? Пере… дайте, пожалуйста, тот пакет!
Но наконец я оправился настолько, что неодолимая воля к смерти сменилась во мне хилым, еле дышащим, но все же желанием еще немного пожить. Дэк все это время возился с корабельной рацией, причем сигналы шли в очень узком диапазоне: с контролем направления он нянчился, как стрелок – с винтовкой перед решающим выстрелом. Слышать его или читать по губам я не мог – слишком низко склонился он над передатчиком. Похоже, держал связь с «дальнерейсовиком», к которому мы приближались.
Но в конце концов он бросил рацию и закурил. Я с трудом подавил тошноту, подступившую к горлу при одном виде табачного дыма, и спросил:
– Дэк, не пора ли вам, наконец, развязать язык?
– Успеется. До Марса – далеко.
– Ах так?! Да катитесь вы к черту со своим высокомерием! – довольно слабо возмутился я. – Не желаю на Марс! Знал бы, и слушать ваши бредни не стал!
– Да успокойтесь вы, никто вас силком не тащит!
– Э-ээ?
– Выход у вас за спиной. Хотите – топайте. Уходя, закройте дверь.
Насмешку я оставил без ответа. Он продолжал:
– Ах, я и позабыл, вы же без воздуха задохнетесь. Тогда выход у вас один – лететь на Марс. Уж я присмотрю, чтоб вы потом вернулись домой. «Одолей» – то есть, вот эта посудина – идет на стыковку с «Рискуй». «Рискуй» – сверхскоростной дальнерейсовик. И через семнадцать целых хрен десятых секунды после стыковки он стартует к Марсу – мы, кровь из носу, должны быть там в среду.
С раздражением и упрямством, на какие только способен тот, кого укачало, я ответил:
– Не поеду ни на какой Марс. Здесь останусь. Ведь должен кто-нибудь отвести корабль на Землю, я-то знаю!
– Корабль – да, – согласился Дэк, – но не вас. Потому что те трое, за кого нас должны были принять в порту Джефферсон, сейчас на борту «Рискуй». «Одолей» же, как видите, трехместный. Боюсь, место для четвертого здесь вряд ли отыщется. И кстати, как вы пройдете через контроль на «въезде»?
– Плевать! Хочу на Землю!
– Ага. И в кутузку за все грехи разом – от «попытки нелегального въезда» до «разбоя на космических трассах»? Не валяйте дурака! Вас в конце концов примут за контрабандиста, препроводят в тихий кабинетик, там введут иглу за глазное яблоко и выкачают из вас все! Уж они-то умеют спрашивать, и от ответа не отвертитесь. Однако на меня все свалить у вас тоже не выйдет – добрый старый Дэк Бродбент уже целую вечность не возвращался на Землю; это подтвердит куча самых достойных свидетелей.
Вот теперь мне действительно поплохело! К невыносимой тошноте добавился страх.