Бродяга. Что вы можете видеть, если ни разу не видели, что он делает?
Джон. А что он делает?
Бродяга. Да мало ли что. Вот сейчас, например, я сварю из него похлебку.
Сибби. И мне бы хотелось иметь камень, из которого можно сварить похлебку.
Бродяга. Ни у кого больше нет такого камня, мэм, и никакой другой камень с этим не сравнится, потому что этот волшебный. Единственное, что мне надо, мэм, - горшок с кипятком.
Сибби. Это пожалуйста. Джон, налей воды в маленький горшок.
Бродяга (кладет камень в горшок). Ну вот, теперь надо поставить горшок на огонь, и скоро у меня будет вдосталь похлебки.
Сибби. Больше ничего не надо туда класть?
Бродяга. Ничего... разве что, может быть, немножко травки, чтобы волшебство не покинуло мой камень. У вас, мэм, есть сланлус, срезанный ножом с черной ручкой?
Сибби. Нет, конечно. Ничего такого у меня нет.
Бродяга. А фиараван, который собирают, когда дует северный ветер?
Сибби. И этого нет.
Бродяга. А отростка атар-талава, отца всех трав?
Джон. Вот этого полно возле изгороди. Сейчас принесу.
Бродяга. О, не стоит беспокоиться. Тут есть кое-какая приправа. Ее мне хватит. (Он берет пригоршнями нарезанную капусту и лук и бросает их в горшок.)
Сибби. Откуда у вас камень?
Бродяга. Дело было так. Шел я по лесу, и со мной была большая борзая. Она бежала за кроликом, ну, а я за ней, и когда наконец добрался до края гравиевого карьера, где росли почти засохшие кустики, то увидел, что сидит мой пес, весь дрожит, а перед ним сидит старичок и снимает с себя кроличью шкуру. (Смотрит на окорок) Пора помешать похлебку... (Берет окорок и опускает его в горшок.)
Джон. Ой! Окорок!
Бродяга. Я сказал не окорок, а кролик.
Сибби. Придержи язык, Джон, если тебя глухота одолела.
Бродяга (помешивает окороком в похлебке). Ну, как я уже сказал, сидит старичок, и только я подумал, что мал он, как орех, а его голова уже среди звезд. Ну и испугался я.
Сибби. Неудивительно. Совсем неудивительно.
Бродяга. Ну вот, достает он из кармана маленький камешек - этот самый и показывает его мне. "Отзови пса, - говорит он, - и я дам тебе этот камень, а когда захочется тебе похлебки, или каши, или даже нашего пива, положи его в горшок, налей воды и знай себе помешивай понемногу, не успеешь оглянуться, как получишь, что пожелаешь".
Сибби. Пиво! И его тоже можно?
Бродяга. Да не глядите вы так, мэм. Еще накликаете на себя беду, нельзя ведь смотреть на горшок, когда в нем кипит похлебка. Надо накрыть его крышкой или как-то подкрасить воду. Дайте-ка мне немного того, что в миске.
Сибби подает ему миску, и он кидает в горшок пару пригоршней муки.
Джон. Умный человек!
Сибби. Хорошо иметь такой камень. (Она закончила ощипывать цыпленка, и теперь он лежит у нее на коленях.)
Бродяга. У него есть еще одно свойство, мэм. Если камень в руках католика, то положи вы в горшок даже самое белое мясо, какое только есть на свете, в пятницу оно станет черным-пречерным.
Сибби. Ну и чудеса. Надо будет рассказать отцу Джону.
Бродяга. А если в другой день положить мясо, ничего плохого не случится, даже наоборот. Смотрите, мэм. Я на минутку положу в горшок славную курочку, что лежит у вас на коленях, и вы сами увидите. (Берет цыпленка и кладет в горшок.)
Джон (с сарказмом). Хорошо, что сегодня не пятница!
Сибби. Придержи язык, Джон, и не перебивай человека, не то получишь по башке, как бабушка короля Лохланна.
Джон. Ладно, ладно, молчу.
Бродяга. Если мне случится проходить в ваших местах в пятницу, я прихвачу с собой добрый кусок баранины или грудку индюшки, и вы сами убедитесь, что через две минуты в горшке будет вонючая жижа.
Сибби (встает). Пора вынуть цыпленка.
Бродяга. Я помогу вам, мэм, чтобы вы не ошпарились. Еще минутка, и вы увидите вашу курочку белой, как ваша кожа, на которой лилии и розы ведут спор за; первенство. Вам приходилось слышать, что пели парни из вашего прихода, когда вы вышли замуж, - те из них, которые не онемели от горя и не совсем задохнулись от рыданий или которые выпили немного, чтобы успокоиться и не сойти с ума, когда потеряли надежду заполучить вас?
Довольная Сибби вновь усаживается на свое место.
Сибби. А они и вправду пели?
Бродяга. Пели, мэм, еще как пели. Вот так они пели:
Нет, не то - странные штуки вытворяет память!
Нет, нет, не так - вру, вспомнил.
Сибби. При чем тут Пейстин?
Бродяга. А как им называть вас? Неужели настоящим именем, когда у вас есть муж и он готов вышибить мозги любому, кто только посмотрит в вашу сторону?
Сибби. Ну, наверно, нет.
Бродяга. Я стоял рядом, когда парень сочинял песню и записывал ее плотницким огрызком карандаша, а по щекам у него бежали слезы.
Сибби взяла вилку, чтобы вытащить из горшка цыпленка, но бродяга, жестом удержав ее на месте, продолжает петь:
Сибби вновь привстала, но Бродяга взял ее за руку.
Подожди, сейчас уже конец. (Поет.)
Бродяга повторяет песню с самого начала, и Сибби поет вместе с ним, отбивая такт вилкой.
Сибби (обращаясь к Джону). Я всегда знала, что слишком хороша для тебя.
(Продолжает напевать.)
Джон. Ловко он заморочил голову бедняжке.
Сибби (неожиданно очнувшись). Ты еще не вытащил цыпленка?
Бродяга (вытаскивает цыпленка и старательно отжимает его). Все в порядке, мэм. Глядите. (Кладет цыпленка на стол.)
Джон. А как там похлебка?
Бродяга (пробует бульон из ложки). Очень вкусно. Как всегда.
Сибби. Я тоже хочу попробовать.
Бродяга (снимает горшок с огня, незаметно вытаскивает из него окорок и прячет его за спину). Дайте же что-нибудь для этой небесной женщины.
Джон подает ему рюмку для яйца, которую Бродяга, заполнив, подвигает Сибби.
Джон подает ему кружку, и ее Бродяга наполняет для себя, после чего, то выливая содержимое в миску, стоящую на столе, то вновь наполняя кружку, время от времени отпивает из нее.
Сибби дует на рюмку для яйца и нюхает ее.
Сибби. Пахнет-то хорошо. (Пробует.) Вкусно. Ох, я бы все отдала, лишь бы заполучить твой камень!
Бродяга. Мэм, его нельзя купить ни за какие сокровища в мире. Если бы я пожелал его продать, лорд-наместник уже давно отдал бы мне Дублинский замок со всем, что в нем есть.