Отец Джон. Я молился о Мартине. Долго молился, но он по-прежнему недвижим.
Томас. Вы слишком утруждаете себя, отец. Оставьте его, пока мы не получим лекарство. Если ему кто-нибудь и поможет, так это доктор.
Отец Джон. Полагаю, на сей раз доктор ему не поможет.
Томас. Поможет, поможет. Доктор хорошо знает свое дело. Если бы Эндрю пошел к нему сразу да не возвращался бы, чтобы привести вас сюда, думаю, Мартин был бы уже на ногах. Что толку беспокоить вас, отец Джон, если вы все равно не в силах ему помочь. А вот доктор, любой доктор, умеет лечить падучую.
Отец Джон. Сейчас с ним не совсем то.
Томас. Сначала я подумал, что он заснул. Но потом, когда тряс его и кричал на него, а он все не просыпался, я понял, что это падучая. Поверьте мне, доктор поставит его на ноги своими лекарствами.
Отец Джон. Лишь молитва может достичь души, которая ушла так далеко от нас, как его душа.
Томас. Не хотите же вы сказать, что жизнь покинула его!
Отец Джон. Нет, нет! Его жизни не грозит опасность. Но я не могу сказать, где теперь он сам, где его дух, его душа. Нам такое и представить невозможно. Он в трансе.
Томас. В детстве он вел себя странно, спал в поле, а потом приходил и рассказывал о том, как видел белых лошадей и счастливых людей, похожих, наверное, на ангелов. Но с этим я справился. Научил его, как, сделав пару ударов прутом, увидеть за ангелами камни. Меня не возьмешь ни видениями, ни трансом.
Отец Джон. У нас, служителей Веры, нет права отрицать транс или видения. Они были у святой Елизаветы, святого Бенедикта, святого Антония и у святого Колума Килле с острова Иона. Святая Екатерина из Сиены часто и подолгу лежала, словно мертвая.
Томас. Давно это было, а в наши дни такого не случается. Честным людям приходится много работать, и им не до игр ума. Отчего Мартин Хиарн, мой племянник, впал в транс, пусть будет транс, если он в это время занимался позолотой на льве и единороге и взялся за эту работу, чтобы украсить верх кареты?
Отец Джон (берет в руки деревянных льва и единорога). Похоже, они всему причиной. Достаточно сверкания золота, чтобы человек, предрасположенный к отклонениям, впал в транс. Один святой человек - он не принадлежал к нашей Церкви, но написал великую книгу "Mysterium Magnum" - пробыл в трансе семь дней. Открывшаяся ему истина пролилась на него, словно сверкающий поток, а ведь он был простым торговцем. Вначале был луч света на оловянной кружке.
(Идет к двери и заглядывает в нее.) Он не шевелится. То, что с ним происходит сейчас, может быть и самым прекрасным и самым ужасным из всего, случающегося с человеком.
Томас. А что такого может быть с человеком, который спит в своей постели?
Отец Джон. Я бы сказал так, для бодрствующих с ним вроде ничего не происходит, но разве им что ведомо? Он теперь там, куда все уходят за высшей истиной.
Томас (вновь садится и берет в руки инструменты). Что ж, может, оно и так. Однако надо работать, надо делать кареты, а это быстро не получится, если предаваться мечтаниям. Что такое мечты? Тени. И от них никому никакой выгоды. Вот карета - вещь реальная, и она послужит многим поколениям, которые будут пользоваться ею, сколько можно, а потом, может быть, сделают из нее курятник.
Отец Джон. Эндрю, помнится говорил мне, что этой каретой вы занялись после того, как Мартин рассказал вам о своем сне.
Томас. Во сне ему привиделось золото, отчего он захотел сделать что-то золотое, а что лучше для этого, чем карета? Ему все было не с руки, пока он не вложил почти все деньги в эту золотую карету. Но получилось не так плохо, как я ожидал, ведь уже из суда приходили поглядеть на нее, а от судей и адвокатов о ней узнали в Дублинском замке... И потом ее захотел купить сам лорд-наместник! (Отец Джон кивает.) В конце месяца она должна быть готова и отправлена к нему. Похоже, король Георг собирается в Дублин, и он будет ездить в ней.
Отец Джон. Знаю, Мартин дни и ночи трудился над ней.
Томас. Такого я еще не видывал, он и вправду дни и ночи работал с тех пор, как полгода назад возвратился из Франции.
Отец Джон. Никогда не думал, что он станет каретником. Мне казалось, кроме книг, его ничто не интересует.
Томас. Пусть меня благодарит. Любой, кто попадает ко мне в руки, становится добрым ремесленником, ведь и вещи у меня получаются, что надо, будь то карета или коляска; экипаж или повозка, портшез или почтовая карета, колесница на двух колесах или на четырех. У каждой из них форма, которую им придает Томас Хиарн, а форма эта в его руках. И если я могу это делать с железом и деревом, то почему не с плотью и кровью?
Отец Джон. Мне известно, Мартин вам многим обязан.
Томас. Всем. Я воспитал его, научил ремеслу, послал в монастырь во Францию, что- бы он выучил французский язык и посмотрел на мир. Да кому, как не вам, об этом знать, отец Джон, ведь я все делал, согласуясь с вашими советами?