– Гигантское голубое солнце, – ответил Алган.
– Наиболее частый случай. В этих видениях вообще многое меняется. Растительность, цвет небес, солнца, но всегда остаются неизменными стены. На всех мирах, которые открываются взору при совместном воздействии доски и зотла, стоят колоссальные цитадели. Кто знает, какие сокровища они охраняют.
– Или оружие, – вставил Алган.
Они помолчали, изучающе глядя друг на друга.
– Иллюзия, – наконец медленно проговорил Алган.
– Несомненно, – подтвердил торговец, – несомненно. Но убедительная иллюзия.
– Кто направлял туда исследовательские экспедиции?
– Бетельгейзе, – ответил торговец. – Корабли и специалисты имеются лишь в распоряжении Бетельгейзе. Вам известно, сколь редки знающие люди. И все же, как видите, нам кое-что удалось узнать. Скажу, даже многое.
– А теперь, – спросил Алган, испытывая неловкость, – сознайтесь, почему вы рассказали все это именно мне?
Глазки торговца превратились в щелочки.
– Вас привлекла шахматная доска. Я подумал, что это вам интересно. Разве я не прав?
– Правы, – ответил Алган. – Но это только часть истины.
– Мы, пуритане, любим рассказывать разные истории, – усмехнулся торговец. – Но любим и слушать. Представьте, что вам доведется увидеть что-нибудь любопытное. К примеру, ту же черную наклонную стену. Можете быть уверены, мы дадим за ваш рассказ хорошую цену.
– Я самый обычный первопроходец, – сказал Алган. Ему не хотелось давать своего согласия. Он не слишком верил в искренность торговца и боялся попасть в скверную историю. – Не ведаю даже, куда мы направляемся. Вряд ли я буду вам полезен.
– Кто знает? – возразил торговец. Он часто-часто заморгал, словно давая знак какому-то невидимому наблюдателю. – Кто что может знать? Вдруг завтра вы будете свободно путешествовать среди звезд? Просто не забывайте о нашем существовании.
– Постараюсь, – нехотя ответил Алган. – А сколько вы просите за эту доску?
– Ничего, – голос торговца стал глух, словно он упрекал сам себя за несвойственную ему щедрость, что, впрочем, было не так уж далеко от истины.
– Ничего, – повторил он. – Это подарок.
«Положение куда запутанней, чем кажется с первого взгляда», – размышлял Алган, продолжая свой путь по улицам города.
Ногаро был прав почти во всем. Освоенная Галактика в самом деле напоминала кислое тесто, разбухавшее и расползавшееся в разные стороны на дрожжах личных амбиций. И кто знает, может, в самом деле, чтобы опрокинуть Бетельгейзе, было достаточно легкого толчка. Эта мысль понравилась Жергу Алгану.
Его удивлял интерес, который проявляли к негуманоидным расам Ногаро и торговец. Они знали некоторую часть загадки, о которой он, Алган, пока имел лишь смутное представление. Возможно, эта часть имела отношение к слабым сторонам власти Бетельгейзе над Галактикой. И пуритане надеялись, что черные цитадели дадут им в руки верное оружие против Бетельгейзе. Несомненно, пуритане знали больше, чем рассказал торговец. «А какую роль отводят мне, Жергу Алгану, на этой необъятной сцене?» – спрашивал себя Алган, ощупывая гладкую поверхность доски.
Но не находил ответа.
Любое предположение заводило в тупик.
Можно было подумать, что Эльсинор населяют тени. По улицам города сновали темные маски и длинные плащи, скрывавшие их владельцев. В оживлении, царившем на улицах, чувствовалась какая-то мимолетность, словно эльсинорцы в своем желании походить на бесполых призраков превратились в пугливых фантомов. В зеркальных стеклах машин, бесшумно проносившихся по улицам, отражались лишь темные силуэты прохожих. Машины походили на катафалки, даже хромированные детали подчеркивали их мрачность.
Здесь никто не носил оружия. Эльсинор был миром стойких традиций. Алган знал, что прежде их придерживались и в Дарке, и с тоской в сердце сознавал, что нынешний Дарк их утратил.
Новый город поразил Алгана. Ему вдруг открылось, что Дарк был городом прошлого, обреченным на медленное умирание. Белые и черные громады зданий выглядели здесь особенно величественно, а башня космопорта Даркии была карликом по сравнению с устремленными в небо башнями Эльсинора.
Но в самом городе царило уныние. Это был холодный город, населенный тенями, не помнившими о своем человеческом происхождении. Они шептали, а не говорили, скользили вдоль стен, едва постукивая каблуками по мостовой, а не ходили. Город был окутан саваном собственного безмолвия, как тысячи лиц – темной чадрой масок.
Первые пуритане считали, что человек всегда должен ощущать свое одиночество перед лицом огромного мира, а рассчитывать только на самого себя и на строгие математические законы, обеспечивающие ему выживание и защиту. Человек пространства перестает быть человеком определенной эпохи или мира. Его следует отделить от окружения, личность должна стать взаимозаменяемой. Она должна утратить свои индивидуальные черты, стать невидимой и неуловимой.
Нескольких веков хватило, чтобы человек на планетах пуритан стал таким. Тот, кто покидал Эльсинор и возвращался на него век спустя, не находил никаких изменений. Улицы походили одна на другую, дыхание Времени не касалось белых и черных фасадов. Возможно, люди и менялись, но маски надежно хранили их тайну.
Алгану вспомнились мужчины и женщины Даркии, их громкие, звучные голоса, их красочные одежды. Здесь же среди прохожих он с трудом отличал женщин от мужчин, разве что порой под просторными складками черного плаща угадывалась кошачья гибкость женского тела.