– Вы шутите!
– Увы. Военная полиция настаивает на своем праве произвести арест.
– Мы же не шестилетние детишки, играющие в воров и полицейских! – в ярости рявкнул Энтория, – Вы можете хоть что-нибудь сказать своим начальникам?
– Хотел бы я, чтобы все было так просто, – объяснился Кайт, – Дело в том, что прежде в штабе думали, что эта девушка-Ав была просто одной из тех, кто сбежал из орбитального дворца маркиза. Поэтому сначала она не вызвала у них особенного интереса. Но теперь они предполагают, что она, с высокой степенью вероятности, прилетела на том небольшом курьерском корабле, который прорвался мимо нашего патруля во Врата Сфагнов.
– Все равно, не понимаю, почему это важно? – хмуро сказал Энтория.
– Это означает, что она могла быть в команде того самого вражеского крейсера, который атаковал наш флот на Плоскости. А если это так, она, скорее всего, располагает важными для нашей разведки данными.
– Какими еще "данными"?
Кайт подумал над ответом.
– Не имею представления. Но даже если бы знал, я все равно не мог бы обсуждать это с вами.
– Готов поверить, – Энтория не стал забивать этим голову. Если это не военные тайны Объединенного Человечества, то, скорее всего, связано с межзвездной политикой и не имеет прямого отношения к расследованию.
– Но теперь вы понимаете, почему эта девчонка-Ав столь важна для нас, – заметил Кайт.
– А может, шишкам из вашей военной полиции просто не нравится, что местный департамент загребет себе всю славу? – хотя для Энтории было не в диковинку делать всю грязную работу, чтобы другие огребали награды и благодарности, это все равно бесконечно его раздражало.
– Дело не в вас, Энтория, – проворчал Кайт, – Они не хотят, чтобы я преуспел.
– Как? – удивился полицейский, – Но ведь вы же явно из числа избранных! Я хотел сказать, вы так молоды, и уже стали капитаном!
Мрачная улыбка появилась на привлекательном лице Кайта.
– А сколько мне лет, по-вашему, инспектор?
– Хм… – с полминуты Энтория изучал Кайта взглядом, – Я бы сказал, двадцать семь, двадцать восемь. В стандартных годах.
Улыбка стала шире и еще мрачнее.
– В стандартных годах мне через шесть недель исполнится сорок девять.
– Не может быть! Вы старше меня? Но выглядите… Проклятье, только не говорите, что вы – перекрасивший волосы ренегат-Ав!
Капитан Кайт скривился.
– Разумеется, нет! Ав не единственные, кто располагает такими технологиями, знаете ли.
– Но если послушать вашу же пропаганду, вмешательство в человеческие гены – это сделка с дьяволом!
– Да. В Объединенном Человечестве модификация человеческих генов считается тяжким преступлением, – Кайт вздохнул, – По крайней мере, если говорить вкратце.
– А если говорить подробно?
– Вы слышали когда-нибудь о державе, именовавшейся "Республика Силезия"?
– Простите, нет.
Сцепив пальцы, Кайт молча отвернулся к окну. Он таращился в никуда, пока Энтории это не надоело.
– Вы собирались рассказать про Республику Силезия!
– Ладно, будь по-вашему. Силезия, – неохотно заговорил Кайт, – Это государство было разгромлено в Силезианской Войне сто двадцать лет назад. После поражения Силезия как независимая нация перестала существовать, а наши планеты стали частью Объединенного Человечества. Впрочем, и до этого от республики в Силезии не было ничего, кроме названия. В реальности у нас царила военная диктатура в наихудшей ее форме. Несколько тысяч избранных семей составляли военную касту и были фактическими правителями государства, и именно они начали программу генетических улучшений – явно в подражание Империи. Они модифицировали собственных детей, хотя и не так радикально, как Ав, которые изменяют своим детям цвет волос и добавляют этот мерзкий лишний орган шестого чувства. Силезианцы просто немного подкорректировали свою ДНК, чтобы замедлить старение.
– Но вы слишком молоды, чтобы быть одним из тех детей, – заметил инспектор.
– Вы правы. Мой дед получил эти гены и передал их по наследству.
– Тогда что может иметь против вас Объединенное Человечество? Ведь это же случилось три поколения назад!
– Время ничего не меняет. Мое удостоверение личности четко определяет меня, как одного из представителей долгоживущей силезианской расы, а не как человека.
– Резко.
– Вы мне об этом говорите? Я не могу даже жениться, потому что мужчина с генами долголетия, и женщина, лишенная их, не могут завести детей естественным путем, а женщин-силезианок уже не осталось.
– А почему не воспользоваться коррекцией генов?
– Это не дозволено – даже в случае каких-то врожденных заболеваний у ребенка. Фактически, даже генетическое исследование оплодотворенной яйцеклетки считается противозаконным. Поэтому, когда врожденные дефекты проявляются, обычно их уже поздно лечить подобным образом. Это вовсе не значит, что таких людей просто бросают на произвол судьбы. У нас существуют медицинские центры, где любые наследственные заболевания устраняются иными путями. Но в моем случае это, как вы понимаете, бесполезно.
– Ого… – Энтория не мог ему поверить.
– Таким образом, – продолжил Кайт, – я до сих пор холостяк, и, видимо, таковым останусь. Наши гены, скорее всего, умрут вместе с нашим поколением. История силезианцев завершится на мне и немногих других, кто еще остались.
– Весело живете! – Энтория находил все это более чем отталкивающим, – Но это все равно не объясняет, почему вам препятствуют в карьерном росте.
– Забудьте. Вас это не касается.
– Еще как касается, если вы, ребята, намерены править нашей планетой!
– Мы здесь не для того, чтобы править вами. Мы пришли, чтобы помочь вам построить справедливое гражданское общество. Мы ваши друзья.
– А если так, то у друзей не должно быть секретов, – настаивал Энтория.
– Справедливо, – Кайт раздраженно вздохнул, – Видите ли, в Объединенном Человечестве принято считать, что долгоживущая силезианская раса не способна понять истинную сущность демократии. Поэтому я думаю, что мне просто не доверяют.
Подумав над этим, Энтория пришел к выводу, что ему самому следовало бы обо всем догадаться намного раньше. Признание Кайта все объясняло – и отсутствие людей в распоряжении капитана, и то откровенное пренебрежение, с которым к его работе относились его собственные начальники.
"Бедолага! – Энтория не мог запретить себе чувствовать жалость к жертве истинной демократии, даже если этой жертвой был капитан Кайт. Затем ему в голову пришла другая мысль, – Ха! Но я бы не отказался увидеть физиономию Айзана, когда тот узнает, что человек, которому он готов расцеловать задницу, сам является парией для своих соотечественников!"
Он заметил, что ушел бы из полиции, если бы когда-нибудь почувствовал, что его там зажимают. Кайт возразил, что оставаться на службе для него самого важнее, чем для кого-то еще в Объединенном Человечестве. Инспектор хмыкнул и безуспешно попытался остановить себя, прежде чем задал напрашивающийся вопрос:
– И вас самого не возмущает такое отношение?
– Нет. Это справедливо, – ответил капитан немедленно, словно учил наизусть, – Я верю в то, что Объединенное Человечество несет Галактике свободу и прогресс, в отличие от Империи, стремящейся навеки запереть настоящих людей на планетах и закрыть им дорогу в космос.
– Неужели вам есть дело до подобных высоких материй, когда вас не признают даже собственные собратья по оружию?!
– Зато я могу жить в согласии с собственной совестью, – резко возразил Кайт, – Этого для меня достаточно.
Голос силезианца звучал страстно и убежденно, и все же, на мгновение в его глазах промелькнуло нечто такое, что не очень понравилось Энтории. Инспектор сам не мог понять, что это было, но даже та умеренная симпатия, которую он начал было питать к Кайту в ходе этого разговора, снова исчезла.