— Нет, не надо. У меня мало времени. Слушай внимательно. Твоего отца вызвали по очень срочному делу. Он не сказал, когда вернется. Может, вы его больше никогда не увидите.
Мальчик слушал его, вытаращив глаза.
— Он... он сбежал?
Джерсен кивнул:
— Да. Его отыскали старые враги, и он не смеет показаться здесь. Он велел передать тебе или твоей матери, что деньги спрятаны под надгробной плитой.
Мальчик с недоумением вытаращился на Джерсена:
— Но кто вы?
— Вестник, не более того. Передай матери мои слова. Да, и еще... Когда будете поднимать надгробие, соблюдайте осторожность. Там может оказаться специальное устройство, чтобы уберечь деньги от возможных грабителей. Все понял?
— Да, ловушка для дурака.
— Вот именно. Будьте поосторожней там. Пусть кто-нибудь из ваших хороших друзей вам поможет.
Джерсен покинул Бринктаун. Он сразу вспомнил о планете Смэйда, о тишине и покое, царящих в таверне, — как раз то, что надо, чтобы его совесть угомонилась. «Где же лежит то самое равновесие?» — то и дело спрашивал он себя, пока корабль выходил на орбиту вокруг планеты. Джерсена терзали сомнения. Парсифаль Панкароу, безусловно, заслужил смерть, и приговор был приведен в исполнение. Но как быть с его женой и сыном? Для них это мучительная боль, и справедливо ли это? Да, смерть Панкароу необходима, чтобы защитить семьи более достойных людей. Но испуганный взгляд мальчика навсегда останется в памяти Джерсена...
И все-таки его вела рука Судьбы. Первый же встреченный им в таверне Смэйда человек заговорил о Малагейте-Бедоносце — а именно это имя первым выдавил из себя Парсифаль Панкароу... И теперь, лежа в своей постели, Джерсен тяжело вздохнул. Панкароу мертв, несчастный Луго Тихолт — скорей всего, тоже. Все люди смертны, и точка. Джерсен ухмыльнулся в темноту, представив себе реакцию Малагейта и Красавчика Даски, когда те полезут в монитор на угнанном корабле. Во-первых, им не удастся его открыть без специального ключа — неприятный сюрприз, в особенности если там может оказаться какая-нибудь кислота, ядовитый газ, а то и взрывчатка. Во-вторых, если они после долгих трудов все-таки извлекут блок памяти, он выдаст им абсолютно чистый лист. От монитора Джерсена было не больше проку, чем от шторок на иллюминаторах, он даже не удосужился подключить устройство к системе бортового питания.
Малагейт вопросительно взглянет на Красавчика Даски, а тот начнет лепетать что-то в свое оправдание. Может, только тогда они догадаются сверить серийный номер судна и тут-то и обнаружат, что находятся вовсе не на том корабле, что когда-то служил Луго Тихолту, вслед за чем они немедленно предпримут обратный перелет на планету Смэйда.
Но Джерсена здесь уже не будет.
Глава 3
Вопрос: Насколько всем известно, квестор Мермат, задачи, стоящие перед вами, поистине грандиозны. И, честно говоря, я никак не могу понять, как же вы намерены справиться со всем этим. Ну, например, как вам удается отыскать следы отдельно взятого человека, проследить его прошлое среди биллионов людей с различными политическими убеждениями, обычаями, всевозможными вероисповеданиями, расселившихся, кроме того, по девяноста с лишним планетам?
Ответ: Обычно нам это и не удается.
Из телевизионной дискуссии в Коновере, Катберт, Вега, состоявшейся 16 мая 993 года, с участием Ила Мермата, главного квестора полиции Системы трех планет
Настоятельным образом прошу вас не одобрять это зловещее мероприятие. Человечество уже неоднократно испытало на себе печальный опыт создания сверхмощных полицейских сил... Как только она (полиция) выскальзывает из твердой хватки подозрительных местных властей, так сразу становится самовольной и безжалостной, олицетворяя закон в себе. Полицейские перестают думать о справедливости, они больше озабочены тем, как стать привилегированным, высшим классом элиты. Они начинают принимать естественное осторожное отношение к себе и нерешительность гражданского населения за признаки восхищения и уважения, а поэтому все больше распускаются и гремят оружием в мегаманиакальной эйфории. Люди же становятся уже не хозяевами, но слугами. Подобные полицейские силы превращаются в скопище заурядных преступников в форме, только еще более губительное, ибо их позиция не только не подвергается никаким сомнениям, но и санкционирована самим законом. Менталитет полицейского не в состоянии рассматривать человека иначе чем единицу или объект, предназначенный для немедленной переработки. Такие понятия, как работа на пользу общества или достоинство, теряют свое значение, все прерогативы полиции рассматриваются сквозь призму закона наивысшего, почти божественного. Требуются полное подчинение и повиновение. Если полицейский офицер убивает гражданина общества, это расценивается как несчастный случай, достойный всяческого сожаления: сотрудник полиции, возможно, немного переусердствовал. Если же обыкновенный человек убивает офицера полиции, то весь ад обрушивается на голову несчастного. Полиция носится с пеной у рта. Все другие дела откладываются до тех пор, пока не будет найден преступник, свершивший подобное святотатство. Когда его наконец поймают — другого варианта здесь просто быть не может, — то зверски изобьют или подвергнут другим мучениям за непростительную самонадеянность. И при всем при том полиция постоянно жалуется, что не может действовать достаточно эффективно и что преступники без труда ускользают от них. Лучше уж сотня непойманных преступников, нежели деспотизм одного никем не контролируемого отделения полиции. Вновь и вновь я предостерегаю вас: отклоните это предложение. Ежели вы, несмотря ни на что, все-таки допустите, чтобы такое свершилось, я воспользуюсь своим правом вето.