— Могу я поинтересоваться, откуда вам это стало известно?
Мгновенно вспомнив просьбу Пэллис Атроуд, Джерсен ощутил укол совести.
— Один молодой человек на площади рассказал мне. Должно быть, это всем известно.
— Болтают слишком много, — проворчал Уорвив, губы его сердито сжались в тонкую полоску.
Джерсен все порывался спросить, чем занимался весь прошлый месяц сам Уорвив, но обстоятельства разговора никак не способствовали такому вопросу. А спрашивать прямо в лоб просто глупо: если Уорвив и есть Малагейт, он сразу поймет, что здесь что-то кроется.
Уорвив постучал пальцами по крышке стола и поднялся:
— Если хотите, через полчаса я мог бы пригласить сюда мистера Келле и мистера Деттераса, и вы изложите им свои требования. Вас это устроит?
— Нет.
— Нет?! — воскликнул Уорвив. — Но почему?
Джерсен тоже встал:
— Поскольку дело это не касается непосредственно вас, я бы предпочел переговорить с мистером Келле и мистером Деттерасом с глазу на глаз и на своих условиях.
— Дело ваше, — холодно уронил Уорвив, поджав губы. Но, не удержавшись, продолжил: — И все-таки я никак не могу понять, что вам надо. Мне что-то плохо верится в вашу искренность. Однако давайте попробуем с вами договориться.
Джерсен молча ждал.
— Келле и Деттерас занятые люди, — пояснил Уорвив. — Встретиться с ними гораздо труднее, чем со мной. Я сделаю так, что вы увидитесь с ними безо всяких официальных проволочек. Если хотите, можно даже сегодня. Может быть, кто-то из них признается, что заключил договор с Луго Тихолтом. Но в любом случае после беседы с Келле и Деттерасом вы должны будете сообщить мне о ее результатах, и если они сделают вам какие-либо предложения, вы дадите мне возможность предложить больше.
— Другими словами, — заключил Джерсен, — вы хотите придержать эту планету для себя?
— А почему бы и нет? Монитор уже не является собственностью Университета, теперь его владелец — непосредственно вы. И если уж говорить начистоту, то именно на основе моего пожертвования возник фонд двести девяносто один.
— Вполне резонная просьба.
— Значит, вы согласны на мои условия?
— Да. Но, надеюсь, вы понимаете, что это произойдет только в том случае, если спонсор Тихолта откажется от права первого слова.
Глаза Уорвива превратились в узкие щелочки, губы изогнулись в циничной ухмылке.
— Хотел бы я знать, почему вы так настаиваете на этом?
— Ну, может, где-то в глубине души я все-таки немного Дон Кихот, мистер Уорвив.
Уорвив развернулся, бросил пару слов в интерком, выслушал ответ и снова повернулся к Джерсену:
— Ну что ж. Сначала вы можете встретиться с мистером Келле, а потом с мистером Деттерасом. После чего сообщите мне о результатах вашей беседы с ними.
— Договорились.
— Вот и прекрасно. Кабинет Келле в противоположном конце здания.
Джерсен, миновав секретаршу Уорвива, вышел в коридор и вернулся в фойе. Пэллис Атроуд взглянула на него с очевидным нетерпением, став от этого, как показалось Джерсену, еще более привлекательной.
— Ну, вы узнали что хотели?
— Нет. Он отослал меня к Келле и Деттерасу.
— Сегодня?
— Прямо сейчас.
Она посмотрела на него с новым интересом:
— Если бы вы знали, с какими людьми Келле и Деттерас отказались сегодня встретиться, вы были бы немало удивлены.
Джерсен усмехнулся:
— Я не знаю, сколько времени займет встреча... Если вы уходите с работы в четыре часа...
— Я подожду, — не дала ему договорить Пэллис Атроуд и рассмеялась. — Я хотела сказать, что, если вы не очень задержитесь, я вас подожду, а то бы мне пришлось идти домой пешком, объяснять вам, где я живу... гораздо проще подождать.
— Я постараюсь обернуться как можно быстрее, — пообещал Джерсен.
Глава 7
Полагая, что не подтвержденный фактографически догмат местного религиозного культа никак не может считаться достойной и универсальной основой для начала летосчисления галактического человека, члены данного конвента постановляют, что теперь время будет отсчитываться от 2000 года новой эры (согласно старому летосчислению), который тем самым становится нулевым годом. Период обращения Земли вокруг Солнца по-прежнему остается стандартной единицей — годом.
Из декларации, вынесенной на Всеойкуменском конвенте по вопросам стандартизации единиц и мер
Все, что мы осознаем... тем не менее продолжает скрывать в себе глубинный смысл, некое конечное значение. И единственным возможным средством толкования этого непроявленного познаваемого должна стать новая метафизика, которая рассматривает «все, что бы то ни было» в качестве обыкновенного символа.