В космосе не должно быть никаких границ. И, разумеется, самодовольная глупость: категорический отказ ознакомиться с документами, доказывающими, каковы на деле намерения алеронов в отношении Земли; положительная готовность предоставить врагу время и ресурсы, необходимые ему для подготовки очередного вторжения.
Но что мог сделать со всем этим один человек?!
В гараже Хейм затребовал свой флайер, с беспокойством и раздражением подозревая, что Служба Движения сделает все от нее зависящее, чтобы задержать его отлет. И в самом деле, прошло немало времени, прежде чем он с облегчением услышал звук двигателя своей машины. Сначала он включил ручное управление, чтобы ощутить удовлетворение от того, что наконец-то сам может что-то сделать, дабы поскорее убраться отсюда. Гравитроны его «Мунрейкера» сделанные по заказу, имели достаточную мощность, чтобы поднять его высоко в стратосферу. В остальном флайер ничем не отличался от других подобных маши. Хей был абсолютно равнодушен к земным благам.
Поручив автопилоту доставить его в Орли, он приготовил ужин и вырубился на пару часов.
Часовой механизм разбудил его «Увертюрой легкой кавалерии» и преподнес кофе. Надев чистую одежду — нечто официальное, с золотом по воротнику и вдоль брюк — Хейм приготовился к выходу: флайер уже заходил на посадку. Мгновение он колебался, не взять ли с собой оружие, поскольку при нем был пакет Вадажа. Но нет, это могло возбудить больше недоверия, чем того стоило. Если здесь тоже ничего не выйдет, Хейм сомневался, будет ли иметь смысл дальнейшее проведение хлопот в отношении Новой Европы. Что тогда можно будет предпринять? Разве что напиться до поросячьего визга и отправиться в эмиграцию, на какую-нибудь особенно удивительную, удаленную планету.
Зайдя в канцелярию Доуэйна, он предъявил свою идентификационную карточку и получил разрешение на пребывание в течение тридцати дней.
Франция, менее перенаселенная, чем большинство других стран, весьма неохотно принимала чужаков. Но сейчас служащий буквально растаял, лишь только прочел имя Хейма.
— Ах, да, месье, мы предупреждены о том, что будем иметь счастье принимать вас. Машина к вашим услугам. Желает ли месье сделать распоряжение насчет багажа? Нет? Вьен, сюда, пожалуйста, и позвольте пожелать вам приятного путешествия.
Весьма ощутимый контраст по сравнению с тем, какой прием должно быть оказан Андре Вадажу. Но ведь он всего лишь — гениальный музыкант. А Гуннар Хейм возглавляет широко известный промышленный концерн и приходился пасынком Курту Вингейту, заседавшему в правлении «Дженераль Ньюклионис».
Если Гуннар Хейм просит разрешения на конфиденциальную беседу с Мишелем Кокелином и главой французского правительство во Всемирном Парламенте, что ж, разумеется, разумеется.
И тем не менее, он выбился из расписания. Тваймен ударился в крайность, когда, решив угодить Хейму, устроил ему встречу с Синби.
Однако, торговцы миром, без сомнения, послали своих агентов следить за ним, так что если не поторопиться, они могут найти способ воспрепятствовать его дальнейшему расследованию.
Машина въехала в Париж по земле. Голубые сумерки сгущались, превращаясь в ночь. деревья вдоль бульваров роняли пожелтевшие листья, которые яркими брызгами осыпались на величавые старые стены Барона Хайсманна и шуршали под ногами хорошеньких девушек, прогуливавшихся под руку со своими кавалерами. Открытые кафе, как обычно в этот сезон, пустовали. Хейм был рад этому. Париж мог бы заставить его вспомнить о слишком многом.
Машина остановилась возле Кви д'Орсей, и Хейм вышел. Слышно было, как под пронизывающим холодным ветром плещется Сена; если не считать этого вокруг было тихо. Машина проехала, и шум большого города, казалось, совершенно здесь отсутствовал. Но свет, поднимавшийся в небо, скрывал звезды.
У входа стояли часовые. Их лица над хлопающими на ветру накидками застыли в напряжении. Вся Франция была сейчас с напряжении и ожесточении.
По длинным коридорам, где в этот поздний час все еще работало немало людей, Хейма провели в приемную Кокелина.
Министр отодвинул в сторону стопку бумаг, встал, чтобы приветствовать гостя.
— Здравствуйте, — сказал он. Голос был усталый, но по-английски этот человек говорил безупречно. Это было кстати, с годами Хейм почти совсем забыл Французский язык. Кокелин жестом указал на потертое кресло, но, судя по всему, очень удобное кресло рядом с собой.
— Садитесь, пожалуйста. Не хотите ли сигарету?
— Нет, спасибо, я курю трубку.
Хейм вынул трубку из кармана.
— Я тоже, — Кокелин улыбнулся, собрав лицо в крупные морщины, затем сел и принялся набивать еще более позорную, чем в Хейма, старую курительную трубку из корня Эрики. Он был невысок, но мощного телосложения, с бесстрастным выражением лица, лысый, с высоким большим лбом и очень твердым взглядом карих глаз.
— Ну, мистер Хейм, чем могу быть для вас полезен?
— М-м… Это касается Новой Европы.
— Я так и думал, — улыбка исчезла.
— По моему мнению… — Хейму показалось что это звучит слишком напыщенно, — месье Кокелин, — снова начал он, — мне кажется, Земля должна сделать все необходимое чтобы вернуть Новую Европу.
Раскурив трубку, Кокелин сантиметр за сантиметром осмотрел лицо своего собеседника.
— Благодарю вас за это, — произнес он наконец. — Мы здесь, во Франции, чувствовали себя одинокими в этом мнении.
— У меня с собой некоторые материалы, которые, возможно, могли бы пригодиться.
Кокелин сделал едва заметный вдох сквозь зубы.
— Будьте любезны, продолжайте.
Пока Хейм говорил, он сидел, сохраняя абсолютно бесстрастное выражение лица, курил и неотрывно смотрел на своего собеседника. Лишь один раз он прервал его:
— Синби? Ах, да, я с ним знаком. Это тот, которого разместили в…
Нет, пожалуй не стоит говорить официально считается, что мне это неизвестно. Продолжайте. когда Хейм закончил, Кокелин открыл пакет, достал несколько пленок, вставил их во вьювер, стоящий у него в комнате. Тишина, казалось, готова была взорваться. Хейм пускал клубы дыма подобно вулкану, смотрел через окно в темноту и слушал биение собственного сердца.