Меня это не трогало. Меня вообще ничто не волновало, и такое состояние мне нравилось.
Перебирая руками по ременным петлям, висящим вдоль всего коридора специально на случай полной невесомости, я продолжал упорно продвигаться к корабельной рубке. Наверно, со стороны моя фигура напоминала бабуина, раскачивающегося на лианах. И это пришедшее в голову идиотское сравнение заставило меня почему-то рассмеяться. Получалось, что с эмоциями не все так просто, как показалось вначале…
Меня начала беспокоить возникшая минуту назад странная раздвоенность сознания: словно один, несколько упрощенный индивидуум сидел во мне и радовался жизни, а другой, едва заметный, со все возрастающим ужасом оценивал происходящее.
Я постарался избавиться от этого неудобного второго или, по крайней мере, забыть о нем. Полностью это не удалось, но жить стало легче.
В рубке царил еще больший бардак, чем в коридоре. Здесь кто-то провел неплохое сражение с применением тяжелого вооружения. Искореженные, обгоревшие панели свисали со стен, кое-где даже виднелась оплавленная обшивка.
Работал всего один обзорный экран, но он меня совершенно не заинтересовал, потому что я, наконец, увидел того человека, ради которого проделал весь этот нелегкий путь от ванны до рубки.
К сожалению, он был уже мертв, и я не смог высказать ему все, что хотел, по поводу беспокойства, причиненного моей драгоценной персоне.
Зарегон сидел за столом, уронив голову на штурманский дисплей и сжимая в руках тяжелый корабельный бластер. Я спустился по стене вниз, потрогал его руку, сжимавшую оружие, но она слегка высохла и не сдвинулась с места.
Видимо, сражение здесь произошло достаточно давно. Интересно, с кем? Я точно помнил, что на корабле, кроме нас двоих и спящей Лании, никого не было. Этот вопрос меня всерьез заинтересовал, потому что имел ко мне самое непосредственное отношение. Ведь тот, кто напал на Зарегона, мог проделать это и со мной.
Я нагнулся к прицелу и попытался определить, куда именно был направлен бластер, когда Зарегон произвел свой последний выстрел. Словно мишень все еще могла находиться на том же месте.
Но она и в самом деле была там. Среди развороченных панелей и оплавленного металла обшивки, прикрепившись к боковому стрингеру, сияла небольшая сфера, не больше теннисного мяча. Она напоминала огромную жемчужину и показалась мне почему-то знакомой.
Я никак не мог понять, для чего Зарегону понадобилось стрелять в этот красивый и вполне безобидный шар.
Лишь теперь, разобравшись в причинах царившего вокруг беспорядка, я соизволил обратить свое внимание на обзорный экран. Там, заполнив его почти до половины, сияла до боли знакомая голубая планета…
Ее вид несколько отрезвил меня, что-то изменилось в оценке ситуации и в моем сознании. Тот, второй, изгнанный на задворки сознания, вновь вылез на передний план.
«Это же Земля! Неужели ты не понимаешь! Корабль давно вышел из оверсайда и, не погасив скорости, идет к планете. У тебя не осталось времени для того, чтобы затормозиться! Через несколько часов корабль взорвется от удара об атмосферу!»
Я окинул взглядом искореженную рубку. Впервые с момента пробуждения мой взгляд стал вполне осмысленным. Левая рука Зарегона лежала на тумблере двигателей. Главный реактор не был заглушен и продолжал работать на холостом ходу.
Значит, выбор все еще оставался… Мой тренированный мозг, не подчиняясь заторможенному сознанию, мгновенно произвел расчет.
Если сейчас я включу левый двигатель ровно на три минуты, корабль отклонится в сторону совсем немного, но все же достаточно, чтобы уйти от лобового столкновения с планетой.
В этом случае он лишь чиркнет по верхним слоям стратосферы, несколько снизит скорость и, возможно, перейдет на эллиптическую орбиту вокруг Земли. Тогда у меня появится время для следующего маневра.
Рука уже тянулась к тумблеру, когда тот, второй, в моей голове спросил:
«Ты хочешь доставить ее на Землю? Ты этого хочешь?»
Рука легла на тумблер и замерла неподвижно. Все еще был выбор. Оставалась минута. После этого исправить орбиту корабля будет уже невозможно, и я с мельчайшими подробностями представил, что произойдет тогда.
Из-за своей массы и чудовищной скорости корабль превратится в гигантскую бомбу. Взрыв будет такой мощности, что все здесь обратится в пар, в том числе и этот шар, висящий на стрингере…
Земле это не повредит. Там вряд ли заметят очередной болид, врезавшийся в атмосферу планеты.
«Зато это повредит мне», — возразил я и вновь потянулся к тумблеру двигателей. Медленно. Слишком медленно.
Секунды свистели, как шрапнель у виска. Пятьдесят восемь. Пятьдесят девять. Шестьдесят…
УМИРАТЬ НЕ СТРАШНО. СМЕРТИ НЕТ!
Я понял это, когда воздух внутри корабля превратился в пламя. Но это был не тот взрыв,
которого я ждал.
Без всякой видимой причины взорвалась охлаждающая рубашка генератора, обшивка корабля лопнула и рассыпалась на тысячи осколков. Все, что было внутри, стало пылью, кроме моего сознания.
Длилась эта новая жизнь секунду или вечность? Этого я не знал. Я находился где-то вне корабля и совершенно спокойно думал о том, что тысячи осколков его обшивки, встретившись с атмосферой Земли, превратятся в метеоритный дождь. Это будет красивое зрелище…
Я увидел звездные дожди над Барнудом и огненную трассу корабля, соединившую вместе две планеты. Это было похоже на мост… Мост между двумя мирами.
Еще долгие часы осколки продолжали свое стремительное движение к Земле. Потом все они сгорели в верхних слоях стратосферы, и над ночной Сахарой вспыхнул короткий фейерверк.
Все — кроме двух. Два осколка, нарушая все известные законы физики, продолжали свой путь к поверхности.
Два взрыва грохнули почти одновременно, разметав барханы на несколько километров вокруг. Но и эти взрывы не сумели уничтожить предметы, вонзившиеся в кору нашей планеты.
Семена будущего были посеяны.