Послышался едва слышимый скрип.
За спиной Вандерберга развинулась двухстворчатая переборка зала.
— Что это, лифт? — осевшим от волненья голосом спросил Вандерберг. — Послушайте, Джон Глэй, моя жизнь застрахована на очень крупную сумму, и если что-нибудь случится…
— Вы восхитительно наивны, мой друг! — Джон Глэй усмехнулся. — Если понадобится, я возмещу убытки страховой компании. Не волнуйтесь, должен же кто-то сопровождать Юргина?
— Мне необходимо переговорить с остальными членами экипажа.
— Чуть позже вам предоставится такая возможность.
Юргин, увидев появившихся в дверях зала двух верзил с бесстрастными, как у идолов, лицами, спокойно вошел в лифт.
— Советую не медлить, Вандерберг, — Джон Глэй выдвинул верхний ящик стола, сунул туда руку и добавил. — Очень советую!
Вандерберг покорился.
Как только двери лифта захлопнулись, Вандерберг, почувствовав прохладную струю воздуха, бьющую через вентиляционный раструб, выхватил из кармана носовой платок и наглухо заткнул отверстие.
— Напрасно стараетесь, — Юргин прижался спиной к стенке лифта. — Вряд ли Джон Глэй решится отравить нас в лифте. Разве вы не заметили той стерильной чистоты, которая наведена не только во всем здании, но и в лифте?.. Умирая, человек оставляет за собой грязь… Как тихо работает подъемник. Впечатление полета на дельтаплане.
— Прямым курсом в ад, — на Вандерберга подействовало хладнокровие Юргина, и он сумел взять себя в руки. — Виктор, вы, действительно, надеетесь вырваться из этой мышеловки?
— Я надеюсь на благоразумие и холодный расчет Джона Глэя, — Юргин предупреждающим взглядом указал на маленькую закрепленную над головой Вандерберга металлическую коробку. — Надеюсь на гений хозяина. Наша смерть привлечет к райскому оазису внимание прессы, правительства.
— Ваша? Да. — Вандерберг понимающе подмигнул Юргину. Моя — нет. Я одинок, и меня никто не будет разыскивать. Скажите, вам действительно интересна судьба племени Мако? Или?..
— Без всякого “или”. И не судьба, а только то, что такое племя существует. Этнография — мое хобби. Возможно, я одним из первых смогу описать Мако. Все остальное меня не интересует. Мне незачем вторгаться в тайны господина Глэя. Это неэтично и небезопасно. Вы неточно информировали господина Глэя; я не журналист, а писатель. У меня нет необходимости копаться в дерьме, чтобы выудить сенсацию. Будем довольствоваться тем, что предложит хозяин. Вы согласны?
— Я слишком дорожу своей шкурой, чтобы не согласиться с вами, — проворчал Вандерберг.
— Ну вот и прекрасно.
— Замечательно! — Джон Глэй выключил магнитофон и устало опустился в кресло. Некоторое время он молчал, о чем-то думал. На его изрезанном морщинами лице, казалось, жили только маленькие страшные глаза, как-будто нарочно вставленные создателем в мрачную маску, чтобы хоть как-то оживить ее. — Замечательно, — наконец повторил он, останавливая тяжелый взгляд на одном из стоявших навытяжку телохранителей. — Что вы скажете, Вуд?
— Что я скажу? — продолговатое бледное лицо Вуда вытянулось еще больше. — Что я скажу?.. Мне очень не нравится… Очень!
— Что вам не нравится, Вуд?
— Вандерберг сказал, что экипаж здоров. Разве такое может быть?
— Разумеется, нет.
— Но он сказал!
— Он заблуждается. На земле не может быть ни одного полностью здорового человека. Цивилизация сделала свое дело. Но их еще возможно, как производителей, использовать на “ферме”. Сегодня ты сделаешь нескольким женщинам уколы… Нам необходимы дети. Из них мы вырастим людей, способных завершить наше дело.
— Они растут очень медленно. Будь моя воля, я уничтожил бы весь экипаж и этого русского.
“Если бы ты знал, кто твой отец, то натворил бы бед, подумал Джон Глэй. — Ты слишком долго работал на заводе и даже противогазы не смогли уберечь твой мозг от разрушения… Явное расстройство психики”.
Джон Глей встал, медленно прошелся по залу, остановился у окна. Лучи солнца окрасили его лицо в багровый цвет. У Вуда затрепетали ноздри, как у гончей, почувствовавшей приближение к подранку. Он почти реально ощутил темп погони — бешено заколотилось сердце. Багровый цвет напоминал цвет крови. Не хватало реальной жертвы… Вуд сунул руку в карман, где лежал пистолет. Его глаза вспыхнули огнем… В этот момент Джон Глэй повернулся к нему и спросил:
— Что с вами, Вуд?
Вуд застонал и опустил глаза — теперь лицо Джона Глэя было мертвенно серым.
— Свет, — угрюмо пробормотал Вуд. — Все, на что он падает, приобретает цвет крови.
— Да, странный закат. Весьма странный. Сменился ветер… Дым завода преломляет лучи солнца, поэтому столь странный цвет. Наденьте маску.
— Вы хотите послать меня на разгрузку самолета?
— Нет, на “ферму”. Кстати, Вуд, почему для своих забав вы выбираете белокожих? В последний раз вы нещадно избили Розалину.
— Разрешите идти?
— Идите. Можете делать уколы по своему усмотрению. Да, и пришлите ко мне Глорию.
— Вашу жену?
— Мою бывшую жену, — бесстрастно ответил Джон Глэй. — Я хочу поговорить с ней.
Когда телохранители ушли, Джон Глэй распечатал принесенный Вандербергом мешок с корреспонденцией. Отобрал несколько газет, довольно внимательно просмотрел их; ни в одной из статей не было и намека на продукцию его завода.
— Они до сих пор ничего не знают, ничего! — удовлетворенно сказал Джон Глэй, опускаясь в кресло. Его взгляд остановился на оконном проеме. — Преломленный свет заходящего солнца проник в глубину его глаз, и они, казалось, сами начали источать кроваво-яркий свет.
Легкое дуновенье ветра, проникшего в приоткрытую дверь, а затем негромкий возглас испуга, заставили Джона Глэя медленно повернуть голову.
— Что? Что случилось? — недовольно спросил он, презрительно окинув взглядом замершую у порога женщину. — Что случилось, Глория?
— Ты похож на вампира. Твои глаза… Они наполнены кровью!
— Неужели? Ну это не так страшно. Я похож на вампира. Зато ты выглядишь неплохо. Ты еще не жалуешься на здоровье?
— Нет, не жалуюсь, — торопливо согласилась Глория. Джон, в течение пяти лет я не видела тебя. Мне бы хотелось узнать, где наш сын… моя дочь?
— Занятно. Тебя интересуют такие мелочи? Разве вас плохо кормят? Обижают? Не дают дышать очищенным воздухом? Ты неблагодарна, Глория. А ведь ты родила всего двоих, и только за нежелание рожать больше, тебя надо было давно отправить на завод.
— Ради всех святых, не делай этого, Джон! Не превращай меня в животное. Вспомни, когда-то я родила тебе сына.
— Мне — сына, Вандербергу — дочь.
— Но ты сам приказал сделать мне возбуждающий укол!
— Естественно. На заводе нужны были надсмотрщики, люди, способные управлять станками. Все, кроме тебя, соглашались принимать мужчин, которых с таким трудом удавалось заманить сюда. Каких невероятных усилий и средств требовалось для того, чтобы никто не пытался узнать о дальнейшей судьбе ваших любовников…
— Значит, Вандерберг тоже работает на заводе?
— На “ферме” восемнадцать женщин, но только две интересуются своими детьми.
— Джон, я умоляю тебя, — Глория опустилась на колени. — С тех пор, как у меня отняли сына и дочь, я ничего не знаю о них. Прошло столько лет!
Джон Глэй внезапно откинулся на спинку кресла, его синегубый рот раскрылся, и хохот, похожий на взлаивание дикой собаки, всколыхнул все его рыхлое тело:
— Она, она не узнает своего сына… Ха-ха-ха… Твой сын — Вуд!
— Не-ет! — Глория в ужасе закрыла лицо руками.
— Как видишь, и от тех, кто считался почти здоровым в цивилизованном мире, родился неполноценный. Вуд — садист. Именно поэтому он избивает Розалину. На белой коже цвет крови очень эффектен.
— Джо-он! — поднимаясь, простонала Глория. — Джон, что ты наделал? Ты лишил себя будущего!
— Будущее? Месть — вот мое будущее. Да, месть! Развитие цивилизации непременно приводит к непомерному желанию взять все, чем обладает природа. Природа стала пищей ненасытного потребления, она дробится, умирает, разлагается в наших зубах. Возникает непреодолимый хаос смерти, разрушение всего живого.