Расчувствовавшись, управляющий колонией шмыгнул носом и снова обнял Павлова – крепко, как встарь, так что кости бывшего пилота хрустнули.
– Ну, – тихо сказал Павлов. – Будет, Валера, будет. Пора.
– Пора, – согласился Архипов.
Он разжал объятья, хлопнул Павлова по плечу, протянул широкую ладонь. Павлов осторожно пожал ее здоровой рукой.
– Привет и наилучшие пожелания звездному пилоту Павлову от жителей города Павловск, – торжественно объявил Архипов.
– Вот этого я вам никогда не прощу, – буркнул Николай. – Павловск, придумали тоже…
– Скажи спасибо, что планету Павлиной не назвали, – в тон ему отозвался Архипов. – А то были и такие предложения. Ну, Коля, твои образцы, последнюю партию, я бросил в коридоре. Сил моих уже нет с ними возиться. Хочешь – бери наши огурчики, а хочешь – брось. Надеюсь, у вас все получится. А вот теперь – прощай.
– Не прощай, – возразил Павлов, и впервые за весь разговор его узкие губы тронула улыбка. – До свидания, Валера.
Архипов кивнул, развернулся и резко вышел – словно боялся, что потянет обратно. Павлов посмотрел ему вслед. Потом медленно опустился на стул, взял ложку, прислушался.
Гулкие шаги Архипова отдавались эхом от стен – все быстрее и быстрей, словно управляющий колонией бежал по пустому коридору. Вот хлопнула первая дверь. Вторая. Заскрежетал шлюз.
Павлов медленно опустил ложку и замер, уставившись пустым взглядом на чистую, оттертую до блеска столешницу. Он слушал – как содрогаются стены, как работают собранные на коленке насосы, откачивая атмосферу. Как едва слышно шелестят огромные механизмы, открывающие створки в пространство. Наконец, пол под ногами едва ощутимо дрогнул. Многотонный катер покинул крохотный ангар. Павлов подождал еще немного. Услышав, как закрылся основной шлюз, Николай медленно поднялся, спрятал ложку в нагрудный карман. Взял миску, поставил в морозильную камеру. Потом вышел в коридор, нашел брошенную тележку с образцами растений, оттащил ее в крохотную комнату, пристроил между морозилок. Погасил свет. Вышел. Заблокировал дверь.
И решительно зашагал в конец коридора, к огромной круглой двери, отделявшей причальный отсек от внутреннего пространства звездолета.
Самое тяжелое позади – прощание. Он справился. Он вынес это все. Осталось самое простое – вернуться на Землю.
Пройдя сквозь шлюз, отделявший импровизированную причальную зону от основных помещений, Николай обернулся и набрал на стенной панели код. За стеной загудели двигатели дверей, коротко пискнул зуммер, сигнализируя о том, что команда принята. Последняя активная зона на корабле получила приказ встать на консервацию.
Павлов расправил плечи, вскинул голову и зашагал вперед, по чистому белому коридору, лишь чуть тронутому желтизной. Он шел, чеканя шаг, как на последнем параде. А за его спиной гасли большие тусклые лампы, погружая коридор в темноту.
Когда бывший пилот дошел до маленькой двери в дальней стене и обернулся, то увидел лишь темноту, подступившую к самым носкам его потертых магнитных ботинок. Последняя крохотная лампочка горела над раздвижной дверью аварийного лифта, давно переделанного в скоростной транспорт. Павлов открыл двери, зашел в лифт. Створки закрылись, лампочка над ними погасла, и в коридоре воцарилась абсолютная тьма.
Когда лифт тронулся с места, Николай привычно раскинул руки, упираясь в стены. Гравитаты лифта барахлили – когда крохотная кабинка проносилась сквозь гравитационные поля бывших жилых палуб, направление силы тяжести менялось произвольным образом, и пассажирам приходилось несладко. Единственный плюс – тут недалеко. Причальная зона, сооруженная из остатков малых ангаров, располагалась близко – по меркам звездолета – к центральному пункту управления. Всего-то нужно перебраться с одного борта на другой. Резервный пункт, находящийся на корме, восстановлению не подлежал – во время катастрофы он оказался слишком близко к эпицентру взрыва и превратился в пар. Главный пункт тоже был поврежден, но дело ограничилось сгоревшими управляющими контурами, которые удалось восстановить. Пусть и не все. Но достаточно. Гораздо труднее было восстановить связь систем управления пункта с кормовыми механизмами. И вообще… Было трудно.