Рим стал первым – и это было прекрасно. Павлов тоже мог стать первым. Они вдвоем сделали первые расчеты маневра посадки, устав впустую кружить по орбите и слушать бесконечное нытье планетологов на помехи в работе аппаратуры. Это и стало самым сложным в их работе. Ведь после не слишком удачного эксперимента со скользящим графиком, Архипов снял обоих энтузиастов с регулярных вылетов и окончательно отдал в лапы ученых. Оба пилота были только рады – задача была невероятно сложной, масштабной и чертовски интересной. Они работали как проклятые, стараясь проложить курс посадки, – молчаливые, сдержанные, не позволяющие себе лишний раз улыбнуться. Их даже стали называть молодцами из ларца, одинаковыми с лица, хотя плечистый Павлов ничуть не походил на долговязого чернявого Рима.
Схему десять раз прогоняли на моделях в компьютерном центре малых судов. А финальную версию – на центральных вычислительных модулях самого «Ефремова» – работавших раз в десять быстрее. И в итоге пилотам удалось убедить самых отчаянных скептиков – это возможно. И Рим стал первым на Первой.
Павлов не завидовал – ничуточки. Рим ему нравился – умный, немногословный, рассудительный, избегающий необоснованного риска и готовый рискнуть по-настоящему, если есть необходимость. Не было у парня ни бравады молодых пилотов, ни излишней отваги и самонадеянности более опытных пилотов. Идеальный напарник, по мнению Павлова, которого многие считали и раздражительным, и излишне рисковым. Может, именно поэтому Николай и стал вторым – через сутки после Рима.
Спустить аппаратуру на поверхность – плотную, выжженную, горячую, напоминающую подножье вулкана – было работой Рима. Забрать ее оттуда – работой Павлова. Когда все убедились, что посадка и взлет вполне реальны, началась настоящая война в верхах. Ученая часть поедом ела администрацию и в конце концов добилась своего – на поверхность отправили трех ученых-планетологов, готовых целовать эту ядовитую поверхность. За это администрация пошла на уступки капитану звездолета, потребовавшему, чтобы абсолютно все исследования были свернуты после этой операции. «Ефремову» пора было отправляться в следующий прыжок. И пока все остальные исследовательские программы сворачивались, пока системы корабля ставили на консервацию для межзвездного прыжка, лихорадило лишь планетологов. Высадка на планету должна была стать кульминацией посещения этой системы. И вот – Рим внизу, рядом три планетолога, плачут и целуются, салют, феервеки, поздравления… А кто работает среди всего этого? Павлов.
Николай не возражал. Сейчас на борту базы царил сумасшедший дом. Ученые спешно писали данные на носители, анализировали, пытались максимально насытить последние рабочие минуты. А Павлову оставалось сделать лишь одно доброе дело – слетать к Зотову. Он сейчас торчал на планете шестой час, вместе с тремя учеными, прилипшими к своей аппаратуре не хуже пиявок. Через полчаса Рим должен стартовать – забрать ученых и всю их уникальную аппаратуру, которой доверху забили его «утюг». А Павлов должен был забрать остальное – все датчики, измерители и прочий скарб, оставленный там Римом во время предыдущих визитов. Вроде как подмести в комнате, забрать мусор, уйти последним. И не забыть выключить свет.
Датчики связи пискнули, подтверждая контакт. Вот и нужный квадрат, тут есть связь с поверхностью. Пора приниматься за работу.
Связь с планетой была затруднена. Несмотря на использование орбитальных усилителей, устойчивый сигнал можно получить, только пролетая над конкретной точкой. И пролетая над зоной базирования Рима, Павлов постарался не упустить удачный момент. Рим ждал его вызова. Видеосигнал так и не прошел, но зато удалось настроить голосовой канал.
– Павлов, – раздался в кабине тихий голос Рима, едва пробивающийся сквозь помехи. – Прими пакет данных.
– Пускаю в обработку, – тут же отозвался Николай. – Это что, погода?
– Да, наши наблюдения, обязательно посмотри перед заходом. Не бери данные со спутников. Тут все быстро меняется. Будешь садиться на втором витке?
– Да, – быстро ответил Павлов. – Как вы там?
– Терпимо, – отозвался пилот. – Но пора уходить. Как сядешь, быстро собираем аппаратуру и стартуем. Приближается буря.
– Стартуй сейчас, – предложил Павлов. – Я один справлюсь. Соберу зонды и тестеры, сверну сеть датчиков. Это быстро.
– Садись, – коротко отозвался Рим. – Ты уходишь из зоны связи. Нужен твой совет. Смотри погоду.
Павлов нахмурился. Голосовой канал отключился, но данные продолжали поступать – тонкой струйкой, пытаясь догнать уходящий по орбите катер. Погода действительно не радовала. Атмосфера Первой – это вам не Земля. В основном – углекислый газ. Немного примесей азота. И ветра – безумные ветра, которые гонят облака из серной кислоты, способные разъесть что угодно на своем пути. Павлов вывел на экран общий вид планеты – серый шар, покрытый непроницаемым лохматым покрывалом, сквозь которое невозможно вести наблюдение в видимом свете. Хорошо еще, что пропускает радиоволны. Только так и удалось составить примерную карту и выбрать место посадки.