— Нет, мы просто умрем. А теперь прекрати. Скажи нам, где передатчики.
Девочка собралась с духом и попыталась изобразить из себя взрослую. Учитывая, что она впервые после катастрофы увидела взрослого человека меньше недели назад, это была, пожалуй, неплохая имитация.
— Пожалуйста, капитан, вы мне делаете больно, — проговорила она, запинаясь. — В чем дело? Как я могу знать?
К сожалению, концовка представления была испорчена еще одним смешком, что Кирку совершенно не понравилось, учитывая недостаток времени.
— Это что, шантаж? — спросил Кирк, уже не в силах сердиться. Он больше не в силах был ощущать ничего, кроме тяжелого чувства потери. — Ведь это и твоя жизнь под вопросом, Мири.
— О, нет, — сладко протянула Мири. — Мистер Спок сказал, что я проживу примерно на пять-шесть недель дольше, чем вы. Может, кое-кто из вас умрет раньше, чем другие. А я все еще буду здесь. — И она рванулась к двери. При других обстоятельствах она могла бы быть хорошенькой, пожалуй, даже очаровательной. В последний момент она обернулась, и помахала рукой. — Конечно, я не знаю, что заставляет вас думать, будто мне все известно. Но, быть может, если вы будете со мной хорошо обращаться, я задам своим друзьям кое-какие вопросы. А пока, капитан, прощайте.
Послышались сдержанные рыдания и удаляющиеся шаги.
— Что ж, — произнес Мак-Кой, — теперь можно заключить, что на этой планете, во всяком случае при жизни Мири, существовало телевидение.
Угрюмая шутка отчасти сняла напряжение.
— Что мы можем сделать без корабля? — спросил Кирк.
— Очень немного, капитан. Биокомпьютер совершенно не подходит для подобного рода работ. Уйдут часы на то, что у корабельного компьютера займет секунды.
— Человеческий мозг существовал задолго до появления компьютеров. Боунс, а как насчет твоей интуиции?
— Конечно, я постараюсь ее использовать, — устало ответил Мак-Кой. — Но время — вот та ценность, которую компьютер помог бы нам сэкономить и это единственное, чего нам не хватает. Когда я думаю об этом огромном корабле там наверху, крутящемся вокруг планеты как бесполезная груда металла…
— Простые жалобы тоже попусту расходуют время, — рявкнул Кирк. Мак-Кой удивленно уставился на него. — Извини, Боунс. Мне кажется, это начинает действовать и на меня тоже.
— А я жаловался, — ответил Мак-Кой. — Так что извинения за мной. Что ж, пусть снова будет человеческий мозг. Ведь помог же он Пастеру… хотя он был немножко поумнее меня. Мистер Спок, выньте карты из этого тупого котенка и давайте-ка их переберем. Прежде всего, я хочу получить анализ ДНК. Если при этом возникнет какая-то стройная картина, достаточная, чтобы подобрать подходящие штаммы, мы снова попытаемся разобраться с ними и, быть может, подобрать что-нибудь для разведения культуры.
— Я вас не понимаю, — признался Спок.
— Вот что, я буду просто давать вам коды, так как времени на объяснения нет. Сперва отберите все с кодом ЛТС-426. Затем мы попросим нашу кису рассортировать эти карточки на простые некодируемые элементы. Возможно, таковых и не окажется, но это единственное обещающее начало, которое пришло мне в голову.
— Хорошо.
Кирк чувствовал это даже лучше, чем Спок. У него не было ни медицинского образования, ни знания статистики, чтобы понять, что происходит. Он просто стоял и автоматически делал ту механическую часть работы, которая ему оставалась.
Часы сложились еще в одни сутки. Несмотря на стимулирующие таблетки, выданные Мак-Коем, все чувствовали себя заторможенно, словно двигались под водой. Все это походило на падение из какого-то кошмарного сна.
Где-то днем вернулась Мири, чтобы понаблюдать за ними; при этом она старалась казаться умиротворенной. На нее никто не обратил внимания. Мири нахмурилась, потом стала постукивать ногой.
— Прекрати, — произнес Кирк, даже не оборачиваясь, чтобы посмотреть на нее, — или я сверну твою детскую шейку.
Постукивание прекратилось. Мак-Кой произнес:
— Еще раз введем это в кису, мистер Спок. А теперь отделим все Т, являющиеся функциями Д2. Если останется больше трех — мы пропали.
Биокомп пошумел, поплевался, переваривая двадцать две карточки, скормленные ему Споком и выкинул лишь одну. Мак-Кой откинулся в кресле с возгласом удовлетворения.
— Это то, что нужно? — спросил Кирк.
— О, нет, Джим. Возможно, это сам вирус. Но это лишь возможность — не больше.
— И несущественная, — произнес Спок. — Если бы это был тест нового продукта или что-то подобное, я бы выбросил его не медля ни секунды. Но при данных обстоятельствах…
— При данных обстоятельствах нам придется синтезировать сам вирус, — сказал Мак-Кой, — а затем изготовить убивающую его вакцину. Нет, нет, не так, что это я? Не вакцину. Антитоксин. Гораздо сильнее. Джим, разбуди-ка этих двоих охранников — они уже столько для нас сделали! Нам понадобится намного больше бутылок в следующие сорок восемь часов.
Кирк вытер вспотевший лоб.
— Боунс, я чувствую себя совершенно отвратительно, и уверен, что и ты тоже. Официально у нас осталось сорок восемь часов, но будем ли мы еще соображать что-то через двадцать четыре часа?
— Либо мы поймаем рыбешку, либо она сорвет наживку, — холодно ответил Мак-Кой. — Так, все за дело. Настоящие курсы по обучению стряпне объявляю открытыми.
— Как жаль, — сказал Спок, — что вирусы нельзя так же легко выводить, как метафоры.
И в этот момент Кирк понял, что находится на грани истерики. Почему-то у него создалось четкое ощущение, что мистер Спок только что пошутил. А следующем этапе он поверит в существование портативного компьютера с мозгом котенка.
— Кто-нибудь, передайте мне бутылку, — сказал он, — прежде чем я засну стоя.
К исходу первых двадцати часов у Дженис Рэнд начались конвульсии; ее пришлось привязать и ввести колоссальную дозу транквилизаторов, прежде, чем она прекратила биться. Через час с один из охранников случилось тоже самое. Они оба были почти полностью покрыты синими отметинами, расстройство психики явно прогрессировало, в то время как отдельные прыщи сливались друг с другом и постепенно покрывали всю кожу.
Мири то появлялась, то исчезала, но и в том, и в другом случае была в лаборатории. Наверное, она пыталась выглядеть все понимающей, или знающей, а может быть — удивленной. Кирк не мог сказать точно. Он уже настолько ослаб, что даже мелкие работы, поручаемые ему старшим офицером и корабельным врачом, занимали все его внимание и не оставляли места ни на что иное.
Где-то в пространстве голос Мак-Коя произнес:
— Так, теперь у нас все под покрытием СПФ. На следующей ступени мы получим живую. Кирк, когда я сниму крышку с чашки Петри, туда надо ввести два кубика формалина. Не пропусти.
— Не пропущу.
Каким-то образом это ему удалось. А затем, после долгой паузы, в которую он словно провалился, Кирк увидел окантованную резиной стеклянную ампулу, с прозрачной жидкостью, в которую Мак-Кой вставлял иглу инъектора. Туннельное зрение — только это, и ничего больше: ампула, инъектор, руки.
— Вот, либо это — антитоксин, голос Мак-Коя доносился откуда-то издалека, — либо не антитоксин. Быть может, это — чистый яд. Лишь компьютер мог бы сказать точно.
— Первой — Дженис, — услышал Кирк свой хрип. — Затем — охраннику. Они ближе всех к смертельной грани.
— Я отказываюсь подчиниться, капитан, — ответил голос Мак-Коя. — Я — единственное экспериментальное животное в этой группе.
Игла выдернулась из резиновой нашлепки. Каким-то образом Кирку все же удалось перехватить единственную видимую им руку Мак-Коя. Это движение принесло боль. Суставы болели ужасно и, не меньше — голова.
— Подожди минуту, — сказал он. — Одна минута роли не играет.
Он поворачивал свою звенящую голову, пока в туннеле зрения не очутилась Мири. Почему-то она вся расплылась по краям. Кирк подошел к ней, осторожно переставляя ноги на медленно покачивающемся полу.
— Мири, — сказал он. — Послушай меня. Ты должна меня выслушать.
Она отвернулась. Он протянул руку и схватил ее за подбородок — гораздо более грубо, чем ему хотелось, — и заставил ее посмотреть на себя. Он едва соображал, что выглядит далеко не лучшим образом — обросший, покрытый потом и грязью, с запавшими красными глазами, с трудом выдавливающий из себя слова, которые никак не хотели складываться во фразы.