— Если Содружество может уничтожить экзотиканские миры, — произнес я, — тогда, возможно, и экзотиканские миры с таким же успехом могут уничтожить Содружество. Любая ситуация, подобная этой, должна иметь возможность равновероятного развития в ту или иную сторону. Допустим, если я мог бы отправиться на Святую Марию, в преддверии весеннего наступления и использовать свое умение разбираться в ситуации немного глубже, чем другие, это могло бы помочь разрешению ситуации в ту или иную сторону без компрометации нашей непредвзятости.
Пирс уставился на меня, лицо его слегка побледнело.
— Что ты хочешь этим сказать? — наконец спросил он. — Ты не можешь так просто встать на сторону экзотиканских миров. Ты же не это имеешь в виду?
— Конечно же, нет, — ответил я. — Но я легко мог бы заметить нечто, что они могли бы использовать как преимущество, чтобы выбраться из сложившейся ситуации. Естественно, никакой гарантии успеха здесь нет. Но иначе, как вы уже сказали, какова же тогда наша позиция?
Он помолчал. Затем потянулся за своим бокалом, стоящим на столе. И когда он его взял, рука его слегка дрожала. Требовалось немного усилий, чтобы понять, о чем он думал. То, что я предлагал, являлось нарушением духа закона о непредвзятости Гильдии, если и не его буквы. В этом случае мы принимали определенную сторону, но Пирс похоже, считал, что во имя блага Гильдии мы как раз и должны сделать именно это, пока выбор все еще находился в наших руках.
— У вас есть реальное свидетельство того, что Старейшина Брайт решил оставить свои оккупационные силы в окружении, отрезанными, в каковом положении они сейчас и пребывают? — спросил я, пока он молчал. — Можем ли мы с уверенностью утверждать, что он не пошлет подкреплений?
— У меня на Гармонии есть люди, которые как раз сейчас и занимаются поисками подобных доказательств… — Загудел видеофон, стоявший на столе, прерывая его. Он нажал клавишу, и на зажегшемся экране показалось лицо Тома Лэссири, его секретаря.
— Сэр, — произнес Том. — Вызов из Конечной Энциклопедии. К журналисту Олину. От мисс Лизы Кант. Она утверждает, что дело исключительной важности.
— Я отвечу, — произнес я в тот момент, когда Пирс согласно кивнул головой. Ибо сердце мое так и прыгнуло в груди по причине, в которой у меня не имелось времени разобраться. Экран на мгновение засветился ровным светом, затем на нем появилось лицо Лизы.
— Тэм! — воскликнула она без всякого приветствия. — Тэм, скорее приезжай. Марк Торри застрелен террористом! Он умирает, несмотря на все, что стараются сделать врачи. И он хочет поговорить с тобой — с тобой, Тэм, пока еще не слишком поздно! О, Тэм, поторопись! Поторопись, как можешь!
— Еду, — ответил я.
И я побежал. На этот раз у меня не оказалось времени ответить себе, почему я так мгновенно прореагировал на ее вызов. Звук ее голоса словно вышвырнул меня из кресла и понес прочь из офиса Пирса, словно какая-то могучая гигантская рука, обнявшая меня за плечи. Я просто вскочил и побежал.
Глава 21
Лиза встретила меня у того же самого входа в Конечную Энциклопедию, где несколько лет назад я впервые столкнулся с ней. Он провела меня в офис Марка Торри через тот же странный лабиринт и вращающуюся комнату, как и в прошлый раз. И по пути она рассказала мне, что произошло.
Именно против этой неизбежной опасности и был создан лабиринт и все остальное. Бессмысленное ожидание, но по статистике все-таки существовала вероятность, которая в конце концов доконала Марка Торри. Строительство Конечной Энциклопедии с самого начала породило страхи, до тех пор спавшие в умах не совсем здоровых людей на всех четырнадцати мирах. Из-за того, что цель Энциклопедии лежала в таинственной области, которую нельзя было ни легко объяснить, ни определить, она вызывала психопатический ужас как на Земле, так и на других мирах.
И один из этих психопатов все-таки добрался до Марка Торри. Бедный параноик, который хранил свою болезнь в тайне даже от собственной семьи, в то время как в его уме взросло и развилось заблуждение, что Конечная Энциклопедия — не что иное, как великий Мозг, который поработит человечество. Мы увидели его тело, лежавшее на полу офиса, когда же я и Лиза подошли поближе, я увидел, что это был худощавый мужчина, седой, с мягким спокойным лицом, на лбу его запеклась кровь.
Лиза рассказала мне, что его впустили по ошибке. Марка Торри должен был осмотреть новый врач, его ждали после полудня. По чьему-то недосмотру, вместо него впустили этого пожилого, очень хорошо одетого, представительно выглядевшего человека. Он дважды выстрелил в Марка и один раз — в себя, тут же покончив жизнь самоубийством. Марк, несмотря на ранение легких двумя иглами из пистолета, все еще жил, но быстро слабел.
И наконец Лиза привела меня к нему, лежавшему все так же на спине, на залитом кровью покрывале большой постели, в спальне, находившейся сразу же за его офисом. С него сняли верхнюю одежду, всю его грудь охватывала огромная белая повязка. Глаза его были закрытыми и запали, так что нос и подбородок, казалось, были упрямо выпячены вперед, словно в яростном неприятии смерти, которая медленно, но верно утаскивала его отчаянно борющийся дух в глубину своих темных вод.
Но лучше всего я запомнил не лицо. Меня поразила необычайная ширина груди и плеч, мощь его обнаженных рук. Неожиданно из моего позабытого школьного прошлого мне вспомнился рассказ свидетеля убийства Авраама Линкольна. Так же вот лежавшего на кровати и умиравшего. И то, как свидетель был поражен силой мышц и шириной грудной клетки, открытой обнаженной верхней части тела Президента.
Так же оказалось и с Марком Торри. Правда, в его случае большая часть мускулатуры оказалась утраченной в результате продолжительной болезни и малоподвижности. Но ширина и длина его костей указывала на силу, которую он имел в молодости. В комнате находилось еще несколько человек. Некоторые из них были врачами. Но они тут же отошли в сторону, как только Лиза подвела меня к постели.
Она наклонилась и тихо позвала его.
— Марк, — произнесла она. — Марк!
В течение нескольких секунд я думал, что он уже не ответит. Я помню, как подумал, что, наверное, он уже умер. Но затем его запавшие глаза приоткрылись, посмотрели по сторонам и наконец сконцентрировались на Лизе.
— Тэм здесь, Марк, — произнесла она. Затем отодвинулась в сторону, позволив мне поближе подойти к постели, и, обернувшись, посмотрела на меня.
— Наклонись, Тэм. Поближе к нему, — приказала она.
Я подошел еще ближе и наклонился. Его глаза застыли на моем лице. Я не понял, узнал он меня или нет. Но затем его губы зашевелились, и я услышал будто призрак шепота, шелестевшего где-то в глубине его некогда могучей груди.
— Тэм…
— Да, — ответил я. Затем заметил, что сжал его руку своей. Я не знал, почему. Его рука была холодна и бессильна.
— Сынок… — прошептал он так тихо, что я едва смог расслышать. И в тот же момент меня будто поразила молния, и не шевельнув ни единым мускулом, я неподвижно застыл, похолодев, словно меня засунули в лед, от неожиданной, ужасной ярости.
Как он смел? Как он смел назвать МЕНЯ «сыном»? Я не давал ему никакого права или повода назвать меня так… меня, которого он едва знал. Меня, не имевшего ничего общего с ним, или с его работой, или всем тем, приверженцем чего он был. Как он осмелился назвать меня «СЫНОМ»?
Он шептал что-то еще. Он добавил еще два слова к этому ужасному, неправильному слову, с которым он обратился ко мне.
— …прими на себя…
И затем его глаза закрылись, губы замерли, хотя медленное-медленное движение его груди указывало на то, что он еще жив. Я отпустил его руку, повернулся и выбежал из спальни. Очнулся я в офисе. И там я наконец остановился, удивленный, ибо дверь наружу, конечно же, была замаскирована и скрыта.
И здесь Лиза нагнала меня.
— Тэм?
Она положила руку мне на плечо и заставила посмотреть ей в глаза. По ее лицу я понял, что она все слышала и теперь спрашивала меня, что я собираюсь делать. Я начал было, взорвавшись, объяснять ей, что ничего подобного делать не собираюсь. Ничего из того, что сказал мне старик, которому я ничего не был должен, как не был должен и ей. Ведь это оказалось даже не вопросом, заданным мне! Он даже не попросил меня. Он ПРИКАЗАЛ мне принять руководство.