– Говорят, вы создаете свои сады, ориентируясь только по запахам. Обоняние позволяет по-своему видеть ландшафт, и зрячие не в состоянии оценить ваше искусство, – сказал Ломан.
– Такова власть мифа, и незачем развенчивать его. – Настоятель медленно покачал головой.
Иерарх смотрел на ухоженные лужайки и замысловатые клумбы, за которыми возвышалась колоннада главного здания Септархии. Солдаты в белой униформе придавали этой картине некую завершенность. Жаль, что столь гармоничным сочетанием не могут любоваться настоятель и двое его прислужников. Ломан обернулся на своих телохранителей, замерших вдоль изгороди из колючего кустарника с крупными алыми ягодами, потом на Толиса – преемника Клауса. Интересно, понимает ли этот молодой человек всю шаткость своего нынешнего положения?
– Власть без всяких там мифов – вот чему следует поклоняться. А вы продолжаете загружать высшие каналы своими молитвами и песнопениями.
– Так мы служим Господу.
– Они были нужны нам, чтобы не дать Бегемоту завладеть нашим разумом. Но теперь Бегемот мертв, и нужда в том отпала.
– Как вы, лично беседующий с Богом, можете утверждать, что отпала нужда в молитвах?
Ломан вздохнул, кивнул Толису, и спустя мгновение окровавленная рука иерарха сжала пистолет.
Настоятель склонил голову к плечу и спросил:
– Зачем солдаты вошли в помещения Септархии? Тот же вопрос иерарх мог сейчас слышать по многим каналам модуля – своего "дара". Он ответил без обиняков:
– Ваша несчастная Сешпархия с этими дурацкими садами занимает четвертую часть "Надежды".
Теперь он ощутил ропот и панический страх многих, так привыкших к кровавым погромам. Сами монахи не поддавались панике, так как считали себя выше всяких погромов. Пока никто еще не был убит – солдаты лишь выгоняли их из келий в сады и проявляли большую терпимость, какую редко демонстрировали по отношению к прочим гражданам. Дорт знал: сдержанность солдат объяснялась вовсе не уважением, а страхом перед властью монахов, каковой те обладали при бывших иерархах.
Настало время пролить кровь, и Ломан решился. После его четырех выстрелов оба прислужника настоятеля упали. Один умер сразу, другой харкал кровью, пока Ломан не выстрелил снова, пробив глазницу, и мозги юноши брызнули на траву.
– Нет! Вы не можете!
Ломан осторожно поставил пистолет на предохранитель и вернул его Толису, и тот проворно убрал оружие в кобуру. Иерарх был доволен новым начальником личной охраны – этот парень умел предугадывать приказы, так что не было нужды даже озвучивать их. Два гвардейца уже схватили настоятеля, тем временем Ломан снял с пояса специальный нож, который он унаследовал от Амолорана. Монах не смог сдержать крика, когда Ломан вырезал один за другим кристаллы памяти из его глазниц.
– Отпустите же его.
Иерарх держал два окровавленных кристалла в правой руке. А настоятель упал ничком на землю и стал биться в агонии. Взглянув в сторону галерей Септархии, Ломан с неудовольствием заметил, что его солдаты в обхожде-13 Н. Эшер нии со слепыми монахами пока проявляли излишнюю мягкость. Он отправил Толису приказ:
– Покончите с ними на лужайках и побросайте тела на клумбы.
Начальник охраны переспросил вслух:
– Каковы ваши указания, иерарх?
Ломан Дорт удостоил его пристальным взглядом. Итак, Толис хочет, чтобы приказ был отдан при свидетелях.
– Убейте всех паразитов из Септархии прямо на этих чудесных лужайках, а потом закопайте тела в клумбы, чтобы их кровь послужила удобрением для цветов. Приказ вам ясен?
– Так точно, иерарх.
Над необжитыми равнинами появились десантные катера, их ровные ряды легко угадывались по сиянию выхлопов ионных двигателей. Вдали сверкали оранжевые вспышки, а вскоре послышался звук далеких взрывов.
– Что-то бомбят, – сказал Гант.
– Да, давайте-ка выбираться отсюда, – предложил Кормак.
Тем временем катера, по-видимому, развернулись, явно готовясь к посадке. Значит, Теократия все-таки заинтересовалась местом падения чудовища, разрушившего лазерные батареи.
Последний ряд катеров пролетел над головами, но одно из судов отделилось и пошло на снижение у восточной кромки кратера.
– Мейка, заканчивайте! – крикнул Ян, когда она снова включила фонарик, закрепленный на виске, чтобы присмотреться к очередному окровавленному комочку.
– Мы могли бы спрятаться здесь…
Женщина указала на жуткую груду, в которой только что копалась. В полутьме этот объект напоминал причудливый готический монастырь, воссозданный из органических остатков. Ей вовсе не хотелось покидать место, представлявшее для нее такой научный интерес.
Подоспевший Гант заметил:
– Ваше предложение никуда не годится: здесь единственный выход, к тому же теократы наверняка захотят сунуться сюда.
– Мне многое до сих пор непонятно, я едва взяла образцы с поверхности… – сокрушалась Мейка, все же поднимаясь вслед за Аписом.
– Обещаю, что, как только мы выпутаемся из этой истории, вы сможете вернуться сюда и перерыть все вверх дном, – сказал Кормак.
– Тут полно работы! По моей оценке, в кратере едва ли пятьдесят процентов от массы дракона.
– Что вы имеете в виду? – Ян удивленно уставился на нее.
Махнув в сторону склонов, она ответила:
– Остальное, наверное, погребено там или же испарилось в результате взрыва.
– Не забывайте, что чудовище потеряло значительную часть массы еще в полете, – напомнил Кормак.
Высвободив руку, женщина с достоинством заявила:
– Разумеется, я приняла это в расчет.
– Черт, – произнес Кормак, подозрительно оглядывая дно кратера. – А где Шрам?
Глянув вверх по склону, Гант затем быстро осмотрелся кругом. На его лице появилось озадаченное выражение.
– Он не отвечает мне, – сказал голем, коснувшись пальцем головы.
"Ну вот, начинается", – подумал Кормак, а вслух произнес:
– Отправляйтесь с ними и спрячьтесь. Я вас догоню.
Гант хотел возразить, но Ян уже спешил назад, в кратер. После некоторых колебаний Гант продолжил подъем вслед за Аписом и Мейкой.
Вновь приблизившись к останкам дракона, Кормак быстро активизировал сюрикен. Много лет назад он своими глазами видел, как распались шары, тогда еще представлявшие собой целостное существо, которое якобы покончило с собой. Тогда Ян поверил в это, и напрасно – вот чем объяснялась теперь его подозрительность.
– Шрам?
Драконид склонился у похожего на склеп бугорка из черных костей и смятой плоти. Сначала Яну показалось, что Шрам смотрел на него, но потом он понял, что дракочеловек не спускал глаз со склона, по которому сейчас карабкался Гант. Кормак подошел к дракониду и сел на корточки рядом с ним, глядя в том же направлении.
– Что вы видите? – спросил он.
Шрам зашипел, показав зубы – они казались особенно белыми в лунном свете, потом перевел взгляд прямо на Кормака.
– Нам надо выбираться отсюда, – сказал Ян.
– Я остаюсь, – наконец заявил драконид. Кормак покачал головой.
– Не глупи. Теократы скоро прибудут сюда и могут наткнуться на тебя, в этом случае я не дал бы за твою жизнь и мелкой монеты.
Ответа не последовало, и это не удивило Яна, драконид использовал речь лишь при крайней необходимости. Кормак протянул руку и положил ее на плечо Шрама, но тот вдруг схватил его за запястье. Рука оказалась лихорадочно горячей.
– Что с тобой?
– Я остаюсь… Ждать придется недолго. – С этими словами дракочеловек отпустил руку Кормака и вновь уставился на склон.
Ян выпрямился. У него не было времени на пререкания, а добиться вразумительных объяснений, скорее всего, невозможно. Он направился наверх, по пути прихватив брошенный Шрамом мешок с запасными кислородными баллонами.
– Будьте осторожны, – сказал он напоследок.
Драконид опять показал зубы, что, очевидно, должно было означать улыбку.
Между разорванными полосками облаков проглядывали звезды и странные очертания туманности. Кормак узнал – это была та же самая туманность, которую он наблюдал в небе Куллорума, только с другой стороны. Когда он спустился с вала обломков вокруг кратера в заросли тростника, напротив туманности появился яркий, как прожектор, спутник, свет которого пробивался сквозь облака.