«Вражеских», — мысленно поправил я.
— Твою мать! — горячим шепотом подытожил Рваный.
— Вопросы есть?
— Можно вопрос, господин офицер-воспитатель, сэр?! — выкрикнул на этот раз Кукушка.
— Можно — козу на возу! — немедленно уточнил Градник.
Со знанием дела? Ротный тоже нахмурился.
— Солдат должен спрашивать разрешения в подобающей разрешительной форме… э… разрешенной уставом! — Куница строго вытаращил глаза. — Старший сержант, почему у вас солдаты просят разрешения в неразрешительной форме?! — обратился он к своему заместителю, по армейской традиции пуская вопрос по иерархии, как по течению.
— Потому, что курощупы свинячьи, — буркнул Град, сверкнув глазами на любопытного.
— Не понял, — слегка удивился Куница.
— Разрешите доложить, господин первый лейтенант… — немедленно кинулся оправдываться сержант.
— Не нужно, — Куница отрицательно повел тросточкой. — Разберитесь сами, старший сержант!
— Есть, сэр… Ты, свиномот обхрюченный, совсем нюх потерял?! Ну, погоди у меня! Ну, ты у меня попляшешь, как жареный на канате! Ты у меня получишь четыре хобота пониже дышла! — немедленно разобрался Град. — Три наряда вне очереди!
Кукушка, видимо, и сам был не рад, что высунулся под горячую руку, но все еще продолжал ухмыляться.
Понятно, его, педрилу, четырьмя хоботами пониже дышла не запугаешь…
— Что у тебя, солдат? — спросил, наконец, Куница.
— На какой планете, господин офицер-воспитатель, сэр?! В смысле — боевые действия? То есть — будут? — спросил он, кривляясь лицом и татуировками.
Куница вылупился еще строже:
— Подобные вопросы, солдат, могут задавать только потенциальные шпионы вероятного противника… э… вероятные шпионы потенциального противника! Еще вопросы?
Больше вопросов не возникло. Как и вероятно-потенциальных шпионов.
— Старший сержант, отберите добровольцев для демонстрации двигательных функций бронекостюма! — распорядился ротный. — И начинайте занятия, я буду через тридцать минут.
Ротный четко, по-военному развернулся через правое плечо и удалился, легкомысленно поигрывая тросточкой.
— Ты, ты, ты… и вот ты еще! Нечего тут за спинами прятаться, как дерьмоглот подкоряжий! Вылупил буркалы — выходи! — отобрал «добровольцев» Градник, лихо тыкая кулаком в живот первых попавшихся…
Первой опробовала броню Горячка, наказанная «добровольностью» за излишнее любопытство. Впрочем, для нее, бывшей десантницы, передвижение в броне сложностей не представляло.
Я уже знал, «на воле» Горячка была командиром отделения и чемпионкой дивизии по карате. В сущности, простая история — заигралась в свои каратистские игры и пересчитала зубы не тому, кому можно. Зубы оказались дорогостоящими, но хрупкими зубными протезами, жертва — ординарцем или старшим подносчиком подштанников у какой-то шишки, а она удостоилась направления в штрафбат и такого кипяченого прозвища от капитана Дица. Между прочим, кличка ей очень подходила, она, действительно, мгновенно вспыхивала гневом, наливалась злостью и краснела с ног до головы, как это свойственно светлокожим блондинкам. Тогда к ней лучше не подходить на расстояние вытянутой ноги.
Горячка одним движением скинула робу, скользнула внутрь, сверкнув молочно-белыми ягодицами и сухой, длинной спиной с выпуклыми клубками мускулов. По команде прошлась в броне, поднялась, приземлилась, проделала несколько физических упражнений. Ловко, легко, играючи.
Глядя на нее, можно было подумать, что это действительно легко. Те, кто не знал, как десантников натаскивают в разных модификациях броников, так и подумал…
После Горячки вперед вытолкали любопытного Кукушку.
Пока он, кряхтя и охая, заползал в броник, извиваясь, как змея в игольном ушке, ветераны начали предусмотрительно отступать к краям ангара. Поглядывая на них, попятились и остальные.
Я по себе помню, когда человек впервые оказывается в бронике и крышка спинного люка наглухо захлопывается, отрезая тебя от всего окружающего мира, ощущения возникают совершенно особые. Чувствуешь себя примерно как водитель-новичок в гоночной машине, неожиданно оказавшейся без руля и педалей. Броник сам считывает команды, прощупывая датчиками нервную систему, но ведь надо хотя бы командовать, а не метаться всеми нервными клетками разом, словно таракан, свалившийся в суп на плите.
Да, когда руки и ноги становятся больше, толще и во много раз сильнее, первое впечатление — абсолютной расхристанности. И только потом, постепенно, начинаешь врастать в броник, соизмерять усилия с мыслями, чувствовать его действительно как вторую кожу…
Закрывшись в бронике, Кукушка неподвижно стоял долгие три или четыре секунды, потом вдруг взвился до потолка, шибанулся макушкой о крышу ангара, пошел вниз «солдатиком», крепко ударился о бетонный пол амортизирующими подошвами, подскочил, закувыркался в воздухе и плюхнулся на четвереньки. Движения шлемофона довольно образно передали, как он ошалело крутит башкой.
Строй инстинктивно подался назад.
— Шухер, братва! Щас всех перетопчет, черт гунявый! — истошно заорал кто-то из уголовных.
Братва морально изготовилась к шухеру, а Кукушка неожиданно распрямился, встал, подскочил и изобразил что-то вроде пляски паралитика на пуантах. Двигался он пьяным, неровным зигзагом, но шел явно по расширяющемуся кругу.
Градник, надсаживаясь от крика, разом перебрал, наверное, всю земную и инопланетную зоологию, но на одних поучительных сравнениях из животного мира подразделение не построить. Рота окончательно смешала ряды и рассыпалась по углам.
Вообще-то первый раз сажать человека в броник положено на специальной арене с крепким сетчатым ограждением. Но штрафбат — запланированный процент потерь — кто из командиров тут будет морочить себе голову аренами и ограждениями…
Я тоже рассыпался вместе со всеми, метнулся в промежуток между контейнерами и прижался к их надежным, укрепленным, термоизолированным стенкам.
Занятый зрелищем, я как-то упустил из виду авторитетного Князя, которого до этого старался все время держать в поле зрения. Не то чтобы боялся, просто, по привычке разведчика, имел в виду как возможную, непредсказуемую опасность. Я знал, наши уголовники почему-то решили, что вся буза заварилась из-за меня, и, значит, меня нужно наказать примерно и поучительно… Вот тут, когда я отвлекся, авторитет и оказался рядом, неслышно вынырнул откуда-то из-за спины.
В последний момент я успел заметить едва уловимое движение руки в мою сторону, перехватил его кулак чисто рефлекторно, как отбивают шарик в пинг-понге при быстрой игре.
Но — перехватил, успел!
Я надавил, постепенно сжимая пальцы.
Кулак Князя был сильным и жестким, как камень. Булыжное лицо с кривляющимися татуировками спокойно смотрело На меня, пухлые губы — чуть прикушены.
— Пусти, — сказал он.
Я отпустил его руку. Момент внезапности он уже, мягко говоря, прокакал, а дальше — можно и посмотреть…
Он, похоже, не без усилия, разжал кулак. Показал мне раскрытую ладонь, широкую, как лопата. На ладони лежала сигарета.
Он протянул ее мне. Я взял. Сигарета стала совсем плоской и влажной от пота.
Я аккуратно размял ее пальцами. Часть табака просыпалась на пол.
Честно говоря, я все еще настороженно косился на каждое движение Князя. Никак не мог сообразить, почему и зачем авторитет протянул мне сигарету, то есть, на языке тюремных жестов — предложил «перетереть базар ништяком», то есть мирные переговоры. Очередная хитрость? Тогда, что он задумал?
Я сигарету взял и закурил. Значит — согласился «перетереть».
— А ты силен, взводный, — примирительно произнес Князь, потирая кулак о ладонь.
— Ты тоже, — сказал я.
— Я родился и долго жил на планете с сильно повышенной гравитацией. Так что силенка мало-мало имеется, — пояснил он без всяких жаргонных словечек.