- Но этот… Гельм, - по мере того, как Антон приходил в себя, в нем просыпались тысячи вопросов. - Я был им… Чувствовал как он… Я растворился в нем… Объясни, о каком будущем ты говорил?
– Ты был не в чужой, но своей жизни. Той, что будет. Скоро. Но для тебя - далеко, - неподвижный взгляд Скитальца был устремлен в пустоту, в которой Антон ничего не видел.
– Неужели я - такой? Наивный романтик?… - Антон передернул плечами, растерянно улыбаясь. - Вот уж не думал… Я скорее представил бы себя на месте Берга, да и то - с трудом…
- Вы, люди, не всегда знаете, на что способны. В тебе есть многое, что не успело еще открыться, но проявится позднее - через века и пространства. Не печалься о Гель-ме. В другой жизни ты будешь мудрее и старше…
– Значит, я - наивнее, чем он, хотя давно не мальчик? - внезапно осознал Антон и хрипло засмеялся.
– Ты просто другой, всякий раз - новый. Природе не нужны повторения, - мягко прозвучало в ответ.
– Я буду воскресать вновь и вновь… И ничего не вспомню о тебе… О том, каким был сейчас? - он спрашивал, не усомнившись ни на миг в том, что услышал, не сознавая абсурдности происходящего, потому что прежние представления разбились, как кривое зеркало, а новый мир отражался только в зрачках Скитальца.
- Никогда… Каждый виток - сначала. Ты забудешь о прошлом, иначе не сможешь жить - вечно оглядываясь назад…
- Так уже было? Сколько раз я все забывал? - «Сколько раз я жил?» - хотел он спросить.
- Хочешь знать? - в самом деле или только показалось Антону, что в голосе Скитальца прозвучал интерес?
– Хочу! - он тряхнул головой, готовый вновь и вновь погружаться в чуждый ему мир, отгоняя страх остаться в нем навсегда…
– Оглянись, - мягко сказал Скиталец, и Антон, не успев еще испугаться, провалился в зыбкую мглу, теряя свое имя…
ВИДЕНИЕ ВТОРОЕ
НОЧЬ МНОГОЛУНЬЯ
Гул ритуальных барабанов далеко разносился над землями олов, возвещая о важном событии - рождении у вождя третьего сына. С этой минуты и на целый лунный месяц в главном поселке племени объявлялось празднество. Сюда из других, даже самых отдаленных селений стягивались старейшины родов и кланов, чтобы почтить своим приветствием маленького Олеса - избранника богов. Впервые за долгие годы все смеялись и радовались. Мужчины - внезапному отдыху в разгар охотничьего сезона. Женщины - возможности принарядиться и принять участие в священном танце. Дети - обильному угощению и шумной суматохе, царящей вокруг. И только в доме вождя не было и намека на веселье.
– Я так надеялась, что будет девочка, - глотая слезы и крепко прижимая к груди мирно посапывающий сверток, шептала измученная женщина мрачному, как смерть, мужу.
А он молчал, глядя в сморщенное личико младенца и сжимая кулаки от горя и бессилия.
У дверей, испуганные и притихшие, стояли старшие сыновья, с тревожным любопытством косясь в сторону брата, появление которого на свет произвело такой переполох.
– Олес!… Олес!… Олес!… - доносился снаружи ритмичный, гортанный напев, и хотелось зажать уши, чтобы не слышать страшного имени.
Вождь опустился на циновку рядом с женой, ласково обнял за плечи.
– Здесь нет нашей вины, - тихо сказал он. - Такова воля богов, - и, приняв из ее рук сына, встал и бережно понес его к выходу, с каждым шагом все более распрямляясь и приобретая гордую осанку, положенную вождю.
Этот мальчик ему не принадлежит, как не принадлежит племени, которое собралось сейчас на площади, желая увидеть его. Ему суждено стать всеобщим любимцем, его будут баловать и беречь, никто никогда не обидит его - ни жестом, ни словом, ни взглядом. Потому что все знают, какая судьба его ждет. И чувствуют вину перед ним. И, пряча глаза, говорят о том, какая это честь - быть избранным…
Олес сидел на камне у входа в святилище и делал вид, что внимательно слушает жреца. Это была одна из немногих обязанностей, предписанных обычаем и возложенных на него племенем, но, пожалуй, самая утомительная.
– Все рождаются, чтобы умереть, - монотонным голосом повторял жрец. - Ты умрешь раньше. Это большая честь. Ты избран Небесным Драконом…
Он говорил что-то еще, но Олесу каждое его слово было глубоко безразлично: он знал наперед все, что ему скажут. Изо дня в день с раннего детства твердили ему эти слова: «Ты избран… Ты рожден умереть…»
«Неправда! - устало подумал он. - Если бы олы рождались для смерти, то умирали бы с радостью…»
Олес знал, что это не так. Он видел, как мучился раненный вепрем охотник перед тем, как расстался с жизнью. Тогда он понял: рождаются, чтобы жить. Только он, Олес, предназначен в жертву согласно обычаю, древнему, как само племя. Ведь он - третий сын вождя…
Так было испокон веков - первый сын становился вождем после отца. Второго отдавали в учение жрецам - постигать древнюю мудрость, служить богам. Но если рождался третий сын - в священную Ночь Многолунья его приносили в жертву Небесному Дракону, покровителю племени, Великому Предку Олов. Раз в пятнадцать лет все три луны выстраивались на небе в одну линию, и тогда Небесный Дракон прилетал за своим избранником. Но вот сменилось уже несколько поколений, а племя все не давало ему достойной жертвы, каждый раз оставляя на Драконьей Скале молодого оленя. Поэтому так радовалось оно рождению Олеса: его кровь умилостивит чудовище, чей гнев готов обрушиться на головы олов.
Видел ли кто-нибудь Небесного Дракона? Нет, никогда… И туша оленя оставалась на вершине скалы до тех пор, пока кости его не растащат хищные птицы. Жрец говорил: «Если спустится Небесный Дракон на глазах у всех олов и проглотит Третьего Сына, эта жертва будет последней…» Сколько их уже было, таких сыновей?! А Дракон все не прилетал и не принял ни одной жертвы. И Олес все чаще задумывался: «Что, если его просто нет и никогда не было?…» Но ни с кем не делился своими сомнениями. Все равно ничего нельзя изменить… Олесу еще повезло: он появился на свет через год после жертвенной ночи. И ему отпущен долгий срок - четырнадцать лет жизни. Только не надо все время думать о том, сколько от них осталось, и с ужасом ждать, когда наступит конец. Лучше прожить эти дни весело и уйти легко. «Счастлив тот, кто знает час своей смерти…»
Кажется, жрец закончил наставления, и теперь до самого вечера Олес был свободен. Вернее, до самого утра, потому что тратить одну из последних своих ночей на сон он не хотел. Он проведет ее с большей пользой, наблюдая за блуждающими звездами, и не откуда-нибудь, а с Драконьей Скалы. Той самой, где его принесут в жертву. И пусть на это место наложено табу. Его оно не касается!…
Олес любил смотреть на звезды. Эти небесные огоньки манили его и завораживали. Он часто размышлял о том, что они есть такое, и странные мысли приходили ему в голову. Вдруг они только кажутся маленькими, потому что очень далеко? А на самом деле огромны, и там тоже живут люди и так же, как он, Олес, смотрит сейчас в небо, глядят на него…
Он не хотел верить словам жреца, будто земля плоская, как лепешка, и лежит на спине Водяного Дракона, плывущего по Великой Реке, у которой нет берегов. И когда он сердится и бьет хвостом, происходят землетрясения. А когда он ныряет, чтобы поймать большую рыбу, вода заливает все вокруг… Это очень напоминало сказки, которые рассказывала Олесу мать, пока он был ребенком. Но там были добрые духи и говорящие звери… А в сказках жреца - грозные боги и могучие чудовища. Нашлось в них место даже для солнца и звезд. Жрец утверждал, что это глаза Небесного Дракона, который следит за всем, что делается на земле. Только ведь и ему надо спать, а потому глаза его отдыхают по очереди - днем хватает одного солнца, самого большого и яркого глаза; ночью, когда он спит, бодрствуют тысячи маленьких. Что же касается трех лун, то это глаза его прекрасной подруги, которая просыпается только по ночам. И раз в пятнадцать лет, когда все три глаза ее открыты и светят одинаково ярко, наступает ночь любви, брачная ночь, и нужна жертва для свадебного пира.