- Доводилось. - Строганов недоверчиво покосился на собеседницу. - Скажите, поджог каюков это тоже его рук дело?
- Н-не знаю, - растерялась Эльсинора. - Вряд ли. По-моему он и сам на этом пострадал.
- Не хотите отвечать, не надо. - Строганов достал из брючного кармана часы-луковицу, взглянул на циферблат. - Мне пора, сударыня. Пора заступать на смену.
- Обиделись?
- Да нет. В общем, этого я и ожидал. А супругу вашему передайте: в борьбе с конкурентами он, конечно, любые средства вправе использовать. Вот только оставлять тысячи людей без куска хлеба - это уже иг по-человечески. Я о каючниках говорю. Для них каюки - единственное средство существования. Хороша прихоть, ничего не скажешь, - на голодную смерть людей обрекать! Так и передайте. А засим позвольте откланяться. Прощайте, сударыня. - Он кивнул головой и решительно поднялся из-за стола.
Симмонс, которому Эльсинора в тот же вечер передала содержание своего разговора со Строгановым, озабоченно поскреб затылок и велел разыскать Дюммеля.
- Зачем он тебе? - поинтересовалась Эльсинора.
- Хочу навести справки.
- Строганов производит впечатление вполне порядочного человека.
- Тогда какое ему дело до истории с каючниками?
- Может быть, как раз потому, что он порядочный человек?
- Не знаю, не знаю.
- Тысячи каючников остались без куска хлеба. Такое нельзя наблюдать равнодушно.
- Ну, положим, не тысячи. Если уж быть точным, сгорел семьдесят один каюк. Без куска хлеба, как ты изволила выразиться, осталось человек двести-триста.
- По-твоему, это мало?
- Ну что ты заладила одно и то же! "Много, мало..." Если уж ча то пошло, один голодный - это уже много. А знаешь, сколько их в Хивинском ханстве? Согни тысяч! Что ты предлагаешь, взять их на свое иждивение?
- Во-первых, не кричи.
- Прости.
- А во-вторых, если не в твоих силах облегчить участь всех неимущих, то по крайней мере ни к чему добавлять к ним сотни новых.
- Тут ты, пожалуй, права, - согласился Симмонс. - Я сгоряча сморозил глупость, а Дюммель и рад стараться.
- Ты прекрасно знаешь, что Дюммель тут ни при чем, - резко возразила она. - Ты приказал, он выполнил.
- Тоже верно. Сдаюсь. Завтра же велю заложить верфь. Флотилию каюков понастроим. Хоть все ханство на каюки сажай. Великая речная держава! - Симмонс хохотнул. - Не пойдут ведь, собаки. Им, видите ли, на конях скакать по душе. Ну да ладно. Меня сейчас куда больше этот твой новый знакомый интересует. С кулинарной фамилией.
- Причем тут кулинария? - удивилась Эльсинора.
- Притом. Кушанье есть такое. Бефстроганов. Слышала?
- Первый раз слышу.
- Ну так услышишь, - пообещал он. - Сегодня же велю приготовить на ужин.
В открытую дверь кабинета без стука вошел Дюммель.
- Вот и вы, барон! Добро пожаловать! Рад видеть вас в добром здравии. Чему обязан, голубчик?
- Вызывали? - барон был явно не в духе.
- Что? А, ну да, конечно! Скажите, Зигфрид, бефстроганов на ужин не очень обременительно для желудка?
- Думаю, нет, - буркнул Дюммель.
- Тогда распорядитесь, чтобы на ужин подали бефстроганов. И сами нам компанию составьте. Если хотите, конечно. Кстати, вам знакома фамилия Строганов?
- Знакома, - насторожился немец. - А что?
- Экий вы, право! Уж и спросить нельзя? Просто интересуюсь. Из праздного любопытства.
- Машинистом у нас на заводе работает. Специалист отличный.
- И все?
- А что еще?
- Ну, мало ли что! Образование, национальность, возраст, откуда родом, как сюда попал.
- По этапу.
- Вот как? И за что же? Уголовник небось?
- Нет, - качнул головой немец. - По политической.
- Та-а-ак, - Симмонс прищурился. - Это уже говорит кое о чем. Ну, а на заводе как держится?
- Пока ни в чем не замечен. Живет замкнуто. С людьми общается только по работе. Не пьет.
- Вот это плохо. К пьющему легче ключ подобрать. Женат?
- Холост.
- Та-а-ак. Дело, говорите, знает?
- Знает, - вздохнул барон. - В этом ему не откажешь.
- Ну что ж, и на том спасибо. Так вы распорядитесь насчет ужина. Не успеют чего доброго. А я пока пойду душ приму, жарко что-то.
Подождав, пока затихнут в коридоре шаги Симмонса, Дюммель заговорщически понизил голос:
- Я не хотел говорить при шефе, мадам, но этот негодяй опоздал на работу...
- Симмонс? - притворно удивилась Эльсинора.
- Боже упаси, мадам! - ужаснулся немец. - Строганов!
- И что же?
- Я в это время был на заводе, ну и - порядок есть порядок - устроил ему взбучку. И знаете, чем он объяснил свое опоздание?
- Чем же? - полюбопытствовала хозяйка.
- Тем, что был у вас в гостях и вы его задержали!
- Все правильно, Зигфрид.
- Как?! - вытаращил глаза немец.
- Вот так! Строганов действительно был здесь, я действительно его задержала. И вы совершенно спокойно могли выяснить это при Симмонсе. Между нами, как вам известно, секретов не водится. У вас все?
- Да, мадам. Хотя нет. Один-единственный вопрос, мадам, если позволите.
- Спрашивайте, барон.
- Как готовится бефстроганов?
- Представления не имею. А вы что - тоже не знаете?
- Увы! - сокрушенно развел руками Дюммель.
- Ну, тут я вам плохая помощница. Если не ошибаюсь, "беф" по-французски - бык. А за остальным обратитесь к Строганову.
- К какому еще Строганову?
- К вашему машинисту, разумеется. Может быть, он знает. Ну полно, полно. Я пошутила, барон. Полистайте поваренную книгу. А еще лучше пусть это сделает повар.
Дюммелю приходилось круто: Симмонс сдержал-таки свое обещание - перестал вмешиваться в дела акционерного общества, взвалив практически все заботы на широченные дюммелевы плечи.
Поначалу барон даже обрадовался: регулярные нахлобучки шефа портили настроение, надолго вышибали из колеи. Но Зигфриду, видно, на роду было начертано быть неудачником: стоило шефу отойти от дел - и на "Дюммеля и К°" одна за другой посыпались беды. Акция с поджогом каюков неожиданно обернулась против ее инициаторов. Теперь что ни день баржи и каюки, независимо от их принадлежности, загорались на всем протяжении водного пути от Ново-Ургенча до Чарджуя, но, поскольку подавляющее их большинство принадлежало обществу "Дюммель и К°", то и убытки, естественно, терпело в основном оно.
Меры по усилению охраны ощутимых результатов не давали, поджигателей задержать не удавалось, зато перепуганные насмерть каючники не только наотрез отказывались иметь дело с Дюммелем, но вдобавок подали прошения-жалобы в военную администрацию и на имя самого хана хивинского Мухаммадрахима Второго.
Действия этих голоштанников явно кто-то направлял, но кто именно - так и оставалось невыясненным.
"Пришла беда - отворяй ворота", - гласит пословица; пока Дюммель ценою немалых расходов улаживал дела с командованием и хивинским ханом, неподалеку от пристани Чалыш сошел с рельсов железнодорожный состав, и прибывший с казачьим разъездом для выяснения причин катастрофы барон собственными глазами убедился в том, что крушение произошло не случайно: на участке длиною примерно пятьдесят метров полотно было разрушено, насыпь срыта, а рельсы и шпалы неизвестно куда исчезли.
- Туркмены озорничают, не иначе, - глубокомысленно изрек один из казаков, разглядывая многочисленные следы конских копыт на влажном песчаном грунте. - Они и рельсы со шпалами уволокли.
- На черта они им понадобились? - не выдержав, ругнулся Дюммель.
- А просто так, из озорства. - Казак огляделся, мотнул бородой в сторону зеркально отсвечивающего речного плеса. Видать, в Амударью покидали, ваше благородие.
"Их благородие" чертыхнулся еще раз и приказал начать ремонтные работы. А несколько дней спустя караульные задержали ночью в симмонсовском парке неизвестного с коробком спичек и десятилитровым бидоном, под самое горлышко наполненным керосином.