- Венская опера, - снисходительно усмехнулась она. - Вы сами высказали желание.
- Да, но...
- Никаких "но", полковник. Я вас предупреждала: Симмонсы могут все. Не правда ли, дорогой? - обернулась она к мужу. Симмонс, пораженный не меньше Облысевича, сидел с разинутым от удивления ртом, напрасно пытаясь осмыслить происходящее.
"Что это? - металось в его сознании. - Массовый гипноз? Галлюцинации? Чепуха! Галлюцинации индивидуальны, а здесь..." Он зажмурился и решительно встряхнул головой, отгоняя наваждение. Но наваждение не проходило: оркестр продолжал играть, на сцене вовсю шла опера.
В принципе ничего невозможного в этом не было: в его, симмоносовской реальности объемные изображения с помощью голограмм были обычным делом. Но чтобы вот. так, без специальной аппаратуры, не вставая с места... Да и вообще, с каких это пор Эльсинора интересуется голограммами?
Симмонс смотрел на жену и видел ее в каком-то новом, доселе незнакомом свете. Она, правда, всегда оставалась для него в какой-то мере загадкой, но именно лишь в какой-то, незначительной мере, а теперь эта незначительная часть ее "я" разрослась до таких фантастических размеров, что у него кружилась голова и перехватывало дыхание. Страха не было, было безмерное, жгучее удивление, к которому примешивалось чувство восхищения и гордости и еще чего-то такого, чему он отчаянно и тщетно пытался найти определение.
- Люси, - начал он негромко.
- Нам совершенно необходимо поговорить, - докончила она за него и улыбнулась. - Ты это хотел сказать?
- Да, - растерянно согласился он.
- А что если попозже? Ну, скажем, после бала?
- Не смейся надо мной, Люси.
- С чего ты взял?
- Это дураку ясно.
- На то он и дурак! - рассмеялась она. - Дуракам всегда все ясно.
Она наклонилась к мужу и поцеловала в щеку. Мимолетное прикосновение губ взметнуло в нем такой ймерч эмоций, что он закрыл глаза и откинулся на спинку стула. Знобящий холодок и ласковое, всепроникающее тепло, саднящая, боль и ощущение глубокого покоя, умиротворения и радости заполнили все его существо, всколыхнули волну неизъяснимой нежности.
Никем не замеченные, они выбрались из-за стола и медленно зашагали по аллее, освещенной гирляндами разноцветных китайских фонариков. Отголоски оперных партий доносились и сюда, приглушенные расстоянием, но достаточно четкие. Внезапно над аллеей что-то громко щелкнуло и в то же мгновенье в сад ворвалась оглушительная какофония звуков.
"Петька старается, - с досадой подумал Симмонс. - Не дождался моего сигнала, решил рискнуть, прохвост. Остановить..." Додумать он не успел: какофония оборвалась так же внезапно, как началась.
Симмонс покосился на Эльсинору, и она, почувствовав его взгляд, улыбнулась, не поворачивая головы. На какое-то мгновенье ему стало не по себе: казалось, она читала его мысли, предупреждала желания. Но неприятное ощущение "было мимолетным и скоро прошло. "Чепуха, - подумал он с удивившим его самого спокойствием. - Этого не может быть. Ну, а если даже и так, то что в этом страшного? На то она и жена". Мысль была явно сумасбродная, но почему-то не казалась абсурдной. По крайней мере в эту минуту.
Он обнял Эльсинору за талию, она доверчиво и нежно прильнула к нему и они молча пошли дальше по безлюдной, причудливо освещенной аллее. Сомнения, тревоги, гнетущее беспокойство - все отодвинулось куда-то далеко-далеко, перестало существовать. Симмонсу было легко и спокойно. Ни о чем не хотелось думать, ни о чем не хотелось говорить...
Все так же молча они дошли до ограды и остановились возле калитки. В темном зеркале искусственного озерца покачивались отражения звезд. Над деревьями противоположного берега медленно занималось красноватое зарево: всходила луна. Было пустынно и тихо. Негромко звенели цикады. Умолкли. И в тишине, где-то совсем рядом прозвучал глухой, прерывистый стон.
- Кто здесь? - резко окликнул Симмонс.
Чья-то взлохмаченная тень скользнула вдоль ограды, покачнувшись, остановилась по ту сторону у калитки.
- Джума? - ахнула Эльсинора. - Что с тобой, мальчик?
Джума был без шапки, истерзанная одежда свисала клочьями. Он тяжело, со всхлипом вздохнул и ухватился руками за прутья калитки.
- Беда, ханум. - Голос срывался на хрип и свистящий шепот. - Гюль убили... Отца убили... Мать затоптали насмерть... Сожгли дом....
- Кто? - отрывисто спросил Симмонс.
- Нукеры. - Джума всхлипнул. - Бек Нураддин приказал. Будь они все прокляты!
- Успокойся. - Эльсинора шагнула к калитке, опустила ладони на вцепившиеся в прутья пальцы Джумы. - Расскажи все по порядку.
- Оставь его, Люси. Что он может рассказать сейчас? Симмонс щелкнул задвижкой и распахнул калитку. - Войди.
Джума машинально повиновался.
- Ступай во флигель. Умойся, смени одежду, жди нас там.
- Гюль... - застонал Джума.
- Я сказал, ступай! - повысил голос Симмонс. Джума опустил голову, провел ладонью по лицу, качнулся вперед.
- Не туда! - остановил его Симмонс. - Вдоль ограды иди!
- Эрнст!..
- Помолчи, Люси.
Он подождал, пока затихнут удаляющиеся шаги Джумы, и повернулся к супруге.
- Я тебя предупреждал, Люси. Помнишь?
- Помню. - Голос ее был глух и бесцветен. - Ты оказался прав. Что же теперь делать?
- Что делать? - Симмонс задумался. - Что делать... Что делать...
Эльсинора не сводила с него выжидающего взгляда.
- Я, кажется, придумал... Предоставь это мне.
- Я должна, знать все.
- Ты и будешь знать. Только не вмешивайся и не мешай.
- Но...
- Давай без "но". - Он бережно взял в ладони ее лицо, притянул к себе, поцеловал ласково, едва прикасаясь губами. - Положись на меня, Люси. Все будет, как надо. Договорились?
Она кивнула.
- А теперь пойдем к гостям.
Никто из сидевших за столом не обратил внимания на их отсутствие. Опера подходила к концу, и все взгляды были прикованы к сцене.
Один Дюммель мирно похрапывал, уронив на стол голову. Усадив Эльсинору, Симмонс подошел к барону и похлопал по плечу. С таким же успехом можно было стучать по стволу дерева позади немца. Лишь после четвертой попытки Дюммель наконец разлепил опухшие глаза и непонимающе воззрился на Симмонса. Тот кивком отозвал его в сторону.
- Я, кажется, задремал, шеф...
- Вы проспали всю оперу, Зигфрид.
- Оперу? - вытаращился герр Дюммель.
- Оперу, оперу, - кивнул шеф. - Но это несущественно. Вам не кажется, что пора начинать фейерверк?
- Как прикажете, герр Симмонс.
- Смотрите сюда, барон.
Дюммель торопливо завертел головой.
- Не туда смотрите, - Симмонс указал рукой в сторону плавно колышущейся над деревьями сцены. - Как только все это исчезнет, начинайте огненную потеху. Вы меня поняли?
- Так точно, шеф. Будет сделано.
- С богом, Зигфрид! - Симмонс похлопал барона по спине и направился к своему месту за столом.
Отзвучали последние аккорды "Аиды". Медленно опустился занавес и одновременно затуманилось, стало расплываться и таять изображение. Мгновенье - и на том месте, где только что была сцена, снова замерцали звезды.
Несколько секунд в парке царила тишина. Где-то далеко-далеко закричал петух. Ему сонно откликнулся другой и в ту же минуту над парком взлетели, раскрываясь огненными цветами, сотни разноцветных ракет.
Стало светло, как днем. Ожили, шумно задвигались за столом гости. Захлопали пробки шампанского, зазвенел хрусталь.
Облысевич повернулся к чете Симмонсов и громко захлопал в ладоши.
- Браво!
- Брависсимо!
- Восхитительно! - зааплодировали гости.
- Вы действительно великий маг, господин Симмонс! - восхищенно воскликнул Облысевич. - Мне говорили о фонографе Эдисона, мне даже довелось слушать фонограмму, сделанную Кро, но то, что сегодня продемонстрировали нам вы, - клянусь, выше человеческого понимания! Кто вы, господин Симмонс?
- Скромный предприниматель и ваш покорный слуга, - усмехнулся Симмонс, искоса наблюдая за супругой. Та улыбалась как ни в чем не бывало, кивая в ответ на благодарные восклицания гостей.