Они вышли из автобуса неподалеку от фирмы "Сафари во все времена" и пошли пешком, хотя ноша их и была нелегкой. Шли молча, думая каждый по-своему об одном и том же.
- Погляди! - сказал Симмонс, когда до здания фирмы оставалось полквартала. Эльсинора остановилась и вопросительно взглянула на мужа.
- Добрый знак, - улыбнулся он. - Видишь вон то здание? Это и есть "Сафари во все времена".
Она недоумевающе пожала плечами.
- Присмотрись получше! - рассмеялся Симмонс. - Видишь?
Эльсинора запрокинула голову, и в глазах ее отразилось голубое небо, серый приземистый особняк фирмы и над ним, словно ворота в обетованную землю, переливающаяся всеми оттенками спектра гигантская арка радуги.
Высоко в небе прокатились громовые раскаты.
- Неужели опять будет гроза? - спросила Эльсинора. Но прежде чем Симмонс успел ответить, она сама поняла, что ошиблась: в напоенной, казалось бы, незыблемым покоем синеве вечернего неба высоко над сверкающей радугой скользнули зловещие тени с короткими, хищно скошенными назад крыльями.
- Пора, - сказал Симмонс и, как тогда в автобусе. зябко передернул плечами.
ГЛАВА ВТОРАЯ
По ту сторону радуги
Позже, снова и снова пытаясь восстановить в памяти события последних дней своего пребывания в городе, Симмонс всякий раз поражался тому, как он - человек отнюдь не авантюрного склада характера, не отличающийся особой расторопностью и деловой хваткой, более того - привыкший к, казалось бы, раз и навсегда установленному распорядку: дом - служба - дом и болезненно реагирующий на самые незначительные от него отклонения, - смог выдержать дьявольскую тяжесть обрушившегося на него несчастья, сумасшедшее напряжение мысли, ищущей выхода из тупика, лихорадочную спешку сборов и приготовлений к отъезду, оформление всякого рода бумаг в различных инстанциях и тысячи других мелких, но неотложных дел, которые неизбежно возникают, когда человек трогается с насиженного места. В любое другое время ему потребовалось бы на это по меньшей мере десяток дней, а тут он уложился в неполные двое суток и при этом сохранил ясную голову, бодрость духа и даже юмор, которым в обычной ситуации не мог особенно прихвастнуть. Это было похоже на кинохронику, отснятую кинооператором-сумасбродом: невообразимое мелькание фактов и событий, калейдоскоп нелепых стоп-кадров и полное отсутствие какого-бы то ни было монтажного плана.
Задумываясь над тем, что же помогло ему выстоять в этом головокружительном вихре, не пасть духом, не взвыть от ужаса и отчаяния, он вновь и вновь приходил к одному и тому же парадоксальному выводу: островком относительного благоразумия и спокойствия в ревущем океане страстей была для него в эти дни миниатюрная, с тонкой девичьей талией, неправдоподобно красивая женщина, чьи огромные синие глаза вселяли в его душу уверенность и покой, а золотистая, словно цветок одуванчика, головка доверчиво склонялась на его грудь, создавая зыбкое ощущение семейного благополучия. Симмонс не верил в провидение, но если хоть на миг допустить, что оно действительно существует, - то провидением этим была для него Эльсинора.
Как бы то ни было, теперь все это осталось далеко позади, отсеченное дверью из толстой хромированной стали, которую, впустив их в кабину вместе с влажно поблескивающими после недавнего дождя чемоданами, услужливо захлопнул технический директор Смит.
Ребята из "Сафари" на этот раз сработали четко. Вспыхнуло красное световое табло с надписью "Внимание!" Высокий звенящий звук, стремительно меняя тональность, перешел в басовитое органное гудение, наступило мгновенное небытие, и секунду спустя на ошеломленных молодоженов обрушилась лавина света, звуков, незнакомых запахов. Телепортация совершилась.
Они стояли, держась за руки, в огромном сверкающем стеклом и никелем зале, изумленно тараща глаза на толпы непривычно одетых людей, снующих взад и вперед по проходам между бесконечными рядами кресел, на допотопные реактивные лайнеры-недомерки за огромными стеклянными стенами.
- Где мы? - почему-то шепотом спросила Эльсинора.
- Париж. Аэропорт "Орли". Двадцать четвертое апреля 1977 года, - как по шпаргалке отчеканил Симмонс. Встряхнул головой и неизвестно для чего добавил: - Воскресенье.
На их появление никто толком не обратил внимания: шарахнулась, испуганно взвизгнув, залилась истошным лаем чья-то ухоженная болонка, да старик-чистильщик что-то возмущенно пробормотал по адресу нахальных иностранцев, имеющих обыкновение сваливаться как снег на голову.
Подошел носильщик в форменной фуражке, вопросительно перевел взгляд с чемоданов на их владельцев. Симмонс отрицательно покачал головой и сам оттащил чемоданы в сторонку, к креслам.
- Подожди меня здесь. - Он помог Эльсиноре снять плащ и усадил ее в кресло. - Я скоро вернусь.
Она молча кивнула.
- Я постараюсь как можно быстрее.
- Я подожду, - устало ответила она. - Иди, милый.
Симмонс побродил по этажам аэровокзала, прислушиваясь к разговорам пассажиров и беззвучно шевеля губами. Потом решительно направился к выходу. У здания аэровокзала он остановил свободное такси, сел на заднее сиденье и, решительно бросив шоферу: "В город!", развернул оставленную кем-то в машине газету.
Отгородившись от шофера шуршащим листом бумаги, Симмонс лихорадочно соображал, как ему быть дальше. Работая над времятроном и строя планы путешествий во времени, он, естественно, не мог предусмотреть всего, но уж что-что, а проблему первого контакта постарался продумать. Обложившись учебниками, он почерпнул из них основательные сведения по истории, экономике, культуре, этнографии интересующих его стран и веков, изучил французский, русский, тюркский языки. Но одно дело учить язык по словарям и фонетике, и совсем другое применить эти знания в конкретной жизненной ситуации. В этом он с ужасом убедился в первые же минуты пребывания в аэропорту "Орли". Люди вокруг него, надо полагать, были французами и, естественно, изъяснялись не на санскрите. Однако Симмонс с трудом улавливал в их речи знакомые слова и выражения и, только потолкавшись некоторое время среди пассажиров, отважился, наконец, совершить вылазку в город.
Шофер не оборачиваясь спросил его о чем-то. "Спрашивает, куда ехать", - догадался Симмонс, но для полной уверенности переспросил:
- Простите?
- Куда вас везти, мсье?
- Монмартр.
Водитель кивнул и стал выруливать влево, выбираясь из потока автомобилей.
На Монмартре Симмонс велел таксисту остановиться возле ювелирного магазина и вышел, буркнув не допускающим возражений тоном:
- Подождите меня здесь.
Шофер выразительно мотнул головой в сторону знака, запрещающего стоянку, и сказал что-то, указывая рукой в направлении ближайшего переулка. Симмонс кивнул, хотя смысл сказанной шоферем фразы дошел до него не сразу.
В магазине, на его счастье, покупателей не оказалось.
- Доброе утро, мсье! - приветствовал Симмонса изза прилавка средних лет атлетически сложенный мужчина. - Чем могу быть полезен?
Симмонс привел в боевую готовность все свои познания во французском.
- Извините, я иностранец. Плохо владею языком.
- О, это не беда! - оживился француз. - Может быть, мсье говорит по-английски? Я немного понимаю.
У Симмонса отлегло от сердца. Этот язык был по крайней мере намного ближе к языку его столетия. И он сразу взял быка за рога.
- В общем, я хотел бы заложить часы.
- Мсье срочно понадобились деньги?
- Д-да... - ответил Симмонс, отстегивая браслет.
Ювелир тщательно оглядел часы и покачал головой.