«Вот тебе и презренный металл! — размышлял между тем ничего не подозревающий Симмонс, не без удивления разглядывая сидящего перед ним Дюммеля. — Скорее уж облагораживающий, чем презренный. С тех пор, как собственный счет в банке открыл, не узнать барона. Приосанился, франтить стал, даже, пожалуй, помолодел, стервец. Собственным мнением обзавелся. Ну, погоди, немчура паршивая!»
— Что еще нужно, изволите спрашивать? — Симмонс легонько похлопывал ладонью по гладкой поверхности стола. — Это вы всерьез, или как?
Немец пробормотал что-то невразумительное.
— Вы, кажется, в самом деле полагаете, что горы тут без меня своротили? Хреново работаете, Дюммель! Хреновее некуда!
— Стараюсь, — барон угрюмо пожал плечами.
— Хреново стараетесь! Я вам, кажется, русским языком объяснял: ни одного конкурента не оставлять! Всех по ветру! Пусть сам хан хивинский под вашу дудочку пляшет. Прибрать к рукам весь оазис! От Шарлаука до Аральского моря один хозяин — «Дюммель и K°»! Вы что, не поняли меня тогда?
— Понял, — хмуро буркнул Дюммель.
— Так в чем дело? Нищих каючников не можете уговорить? Да скупите все каюки к чертовой матери. Предложите такие деньги, чтобы у них глаза на лоб повылазили! У вас что — денег мало?
— Целесообразно ли, — усомнился Дюммель. — Такие расходы…
— Тогда сожгите! — Симмонс хлопнул ладонью по столу, бешено сверкая глазами. — Наймите людей. Пусть подожгут все каюки до единого. Мы и только мы должны держать в своих руках торговлю, транспорт, промышленность, строительство, все виды предпринимательской деятельности. Без нашего ведома не будет продан ни один тюк хлопка, не будет сформован ни один кирпич, не упадет в борозду ни одно зернышко конопли, не заработает ни одна «джин-машина», не снимется с якоря ни один пароход. Безраздельная монополия. Диктат, если угодно. Это вам, надеюсь, понятно?
— О йа! — Немец обалдело хлопал белесыми ресницами. — Вы сумасшедший, герр Симмонс. Вы одержчмы маниакальной идеей!
«Где он, шельмец, слов-то таких успел нахвататься? — поразился Симмонс. — Дурак дураком, а смотри-ка! И ведь осмелел, каналья. Это ж надо — шефа в глаза сумасбродом назвать!»
Но барон уже понял свою оплошность.
— Bсe великие люди были маньяками, repp Симмонс, — спохватился он, придавая своей физиономии крайнюю степень восхищения. — Вы величайший из смертных, с которыми я когда-либо встречался!
— А вам что — и бессмертных доводилось встречать? — не удержался Симмонс. Барон вытаращил глаза в полнейшем замешательстве.
— Ну полно, полно вам! — Симмонс сделал вид, что смягчился. — Так ведь вас, чего доброго, еще и удар хватит. Апоплексический.
— Апоп… — икнул немец. — Aпап…
— Вот тебе и «апап»! Успокойтесь, говорят вам! Ишь, разыкался. Шнапсу хлебните, что ли. Где вы тут спиртное прячете?
Фужер коньяка немного успокоил расходившиеся нервы Дюммеля. Симмонс чуть пригубил из своего бокала и отставил в сторону.
— Очухались, барон? Ну так вот, зарубите себе на носу: с сегодняшнего дня вы не просто предприниматель, не просто глава (Симмонс усмехнулся) акционерного общества. На вас, милейший, возлагается историческая миссия (у немца опять испуганно округлились глаза). Да перестанете вы наконец таращиться или нет? Что за манеры? Коньяк фужерами хлещете.
— Вы же сами налили! — оторопел Дюммель.
— Мало ли что налил, — ухмыльнулся шеф. — Так вот, насчет миссии. Вы, голубчик, собственными руками станете делать историю.
— Историю?! — Казалось, Дюммель вот-вот вывалится из кресла.
— Историю, — невозмутимо подтвердил Симмонс. — Историю, историю! Вы хоть представляете себе, что это такое?
Барон ошалело мотнул головой.
— Я так и думал, — удовлетворенно кивнул Симмонс. — Постараюсь объяснить как можно популярнее.
— Поп… — поперхнулся немец.
— Только чур не икать. Хлопните еще фужер, так уж и быть, разрешаю (Дюммель опять помотал головой). Ну, как хотите. Требуется от вас в общем не так много: выставить из ханства конкурентов, взять все в свои руки. — Симмонс для вящей убедительности сжал пальцы в кулак, показывая, как это следует делать. — И пунктуально выполнять все мои указания. Просто, не правда ли, барон? Проще некуда. Договорились?
— Я подумаю, — неожиданно выпалил немец.
— Что-о-о? — Симмонс даже привстал от удивления, но тут же взял себя в руки. — По году тигра соскучились, ваше сиятельство? Хотите, обратно отправлю?
Сунул руку в карман, достал матово отсвечивающую луковицу. Шагнул к главе акционерного общества.
— Едем, барон?
— Я уже подумал, — поспешно закивал Дюммель… — Я согласен, шеф. Будем делать историю.
— Так-то оно лучше.
Час спустя, оба изрядно навеселе, они уже в обществе Эльсиноры как ни в чем не бывало коротали время за поздним ужином. Время приближалось к одиннадцати. За распахнутыми настежь окнами, остервенело зудя, бились о противомоскитную сетку комары.
Дюммель, импозантный, в аккуратно выглаженном вечернем костюме, встал с фужером шампанского в руке. Слегка покачнулся.
— Предлагаю тост за очаровательнейшую из представительниц прекрасного пола!
— Ишь, сердцеед! — не удержался Симмонс. Эльсинора незаметно толкнула его коленом. Он взглянул на нее смеющимися глазами и кивнул. — Продолжайте, Зигфрид, старина. Считайте, что меня здесь нет.
— Мадам! — в голосе Дюммеля рокотали литавры. — Мы стоим на пороге великих событий, мадам. Я уверен, мадам, мы все трое войдем в историю.
— Полегче, барон, — усмехнулся Симмонс. — В историю ведь и вляпаться недолго.
Поздно ночью по набережной канала Шахабад вдоль причалов, у которых покачивались груженные кипами хлопка каюки, крадучись, пробирались трое в темных халатах и низко надвинутых на лица чугурмах. Там и сям у самой воды тлели угли догоравших костров. Возле них храпели, закутаьшись в тряпье, каючники. Ктото невидимый в темноте сонно тренькал на дутаре, безуспешно пытаясь нащупать ускользающую мелодию,
Трое, воровато озираясь, дошли до конца пристани. В прибрежных зарослях тальника, держа в поводу коней, их ждал четвертый. Пятый, толстый, коротконогий. стоял чуть поодаль.
— Сколько? — голос коновода звучал приглушенно в хрипло.
— Сорок три.
— Фьюить-фьиу!
— Тише ты! — шикнул на коновода коротконогий. — Соловей нашелся! Подите сюда все.
Он наклонился и пошарил в кустах. Звякнуло стекло.
— Водка, что ли? — вполголоса предположил один из пришедших.
— Я тебе покажу водка, пропойца! — шепотом пригрозил толстяк. — Держите.
Он дал каждому по увесистому свертку.
— Тут в каждом десять бутылок. По бутылке на каюк, понятно? Переведи.
Коновод перевел. Трое согласно качнули лохматыми чугурмами.
— А теперь на лошадей и — что есть духу по берегу. Покидаете бутылки — и кто куда, врассыпную. Утром в конторе увидимся. Понятно?
Чугурмы снова дружно качнулись.
Спустя минуту-другую бешеный конский топот взорвал тишину. Зазвенело, разлетаясь вдребезги, стекло, и смерч сизого пламени взметнулся в небо. Второй, третий, четвертый… Всадники вихрем неслись вдоль причалов, и огненные столбы вставали по их следам.
Не трогаясь с места, толстяк методично считал вспышки, досчитал до двадцати четырех, сбился, плюнул и стал просто наблюдать за происходящим. По обрюзгшему, гладко выбритому лицу скакали алые всполохи.