— Я нашел-таки слово, определяющее твое психическое состояние, — огорченно произнес Харака. — Это называется кинофобия, то бишь собакобоязнь.
— Вызванная вполне обоснованными причинами.
— Фантастическими.
— Вчера я заглянул в собачью лавку. Кто же делает все эти шампуни, ванночки, дезодоранты, присыпки и притирки? Другие собаки? Если бы! Земные женщины нянчатся с собачками днями напролет. Как тебе такая фантазия?
— Данный факт вполне можно списать на некоторую эксцентричность землян. Больше ничего за этим не стоит. К тому же и нам не чужды некоторые странности.
— Тут ты прав на все сто, — согласился Морфад. — И за тобой я заметил одну такую… странность. Как, впрочем, и вся остальная команда.
Глаза Хараки сузились.
— Что ж, ты можешь назвать ее. Я не боюсь взглянуть на себя со стороны.
— Хорошо. Смотри, сам захотел… Ты слишком много уделяешь внимания Кашиму. Твой слух всегда отдан ему. Ты слушаешь его тогда, когда не хочешь слушать никого. — И все, что он говорит, — средоточие истинной мудрости — для тебя.
— Э-э, так ты завидуешь Кашиму?
— Ничуть, — заверил его Морфад, пренебрежительно отмахнувшись. — Я презираю его по тем же причинам, что и любой другой член экипажа. Он профессиональный лизоблюд. Большую часть своего времени он прислуживается, льстит, потворствует твоему самолюбию. Он — прирожденный подхалим, научивший тебя обращению с псами Земли. Его лесть для тебя как наркотик. Вот как обстоит дело, и не говори мне, что это не так, потому что все наши знают, что это именно так.
— Я не так глуп, как тебе кажется, и уже дал понять Кашиму его место. Он не властен надо мной.
— От трех до четырех тысяч миллионов землян содержат четыреста миллионов собак, знающих свое место, и также убеждены, что собака у них и пикнуть не может безнаказанно.
— Не верю.
— Еще бы ты верил. Но слабо надеюсь, что это когда-нибудь произойдет. Раз Морфад говорит тебе такие вещи — значит, он или безумен, или лжец. Но если Кашим, который стелется у подножия твоего трона, забросит удочку, ты проглотишь его крючок вместе с леской и грузилом. У Кашима — ум земного пса и та же логика, понимаешь?
— Неверие мое имеет более солидное основание, чем все, сказанное тобою.
— Например? — поинтересовался Морфад.
— Некоторые земляне — телепаты. Поэтому имей этот миф об изощренном владычестве собак место в действительности, они давно узнали бы обо всем. И ни одного пса не уцелело бы в здешнем мире. — Харака сделал паузу и выразительно закончил: — Но они же об этом ведать не ведают!
— Телепаты земли могут прослушивать мысли себе подобных, но не собачьи. Я же слышу только мысли собак, и — никаких других. Почему — не знаю, но это именно так.
— Мне все это представляется полной чепухой.
— Так и должно быть. Оттого-то мне сейчас всего дороже тот, у кого остался слух в мире глухом, как камень.
Харака поразмыслил и произнес немного погодя:
— Предположим, я готов внять тебе — и что, по-твоему, мне делать с этим дальше?
— Отказаться от собак, — выпалил Морфад.
— Легко сказать. Добрые отношения с землянами жизненно важны для нас. Как я могу отвергнуть дар от чистого сердца, не оскорбив при этом дарителей?
— Прекрасно. Не отвергай подарка. Измени его условия. Попроси двух самцов — или самок. Смягчи ситуацию цитатой из альтаирянского закона, запрещающего ввоз инопланетных животных, способных к естественному размножению.
— Я не могу этого сделать. Слишком далеко все зашло. Мы уже приняли животных и выразили свою благодарность. Более того, способность к размножению является существенной частью дара, она отвечает чаяниям дарителей. В наше распоряжение предоставили новый вид — расу собак.
— Ты это сказал! — заключил Морфад.
— По вполне понятным причинам, мы не сможем удержать их от размножения, когда прибудем домой на родную нашу планету. Теперь нам с землянами предстоит нанести друг другу массу визитов. Как только они выяснят, что наши собаки дали слабину в темпах размножения, они тут же расчувствуются и всучат нам еще дюжину для подкрепления генофонда. А то и сотню — с них станется. Так что нам придется еще солонее.