Сжав губы, Фермен устало посмотрел на него.
— А что, если это просто какой-то шутник? Понимаете, один из этих компьютерщиков?
Откинув голову назад, Атвуд взволнованно мерил комнату шагами.
— Тогда он чертовски опасный парень. И очень способный. Он превратил в сумасшедший дом весь Советский Союз. Они подняли на ноги все резервные войска и вынимают оружие из запасников. Там все ведут себя как идиоты — как мы. А что вы скажете о серебряном шаре на дверном замке? Нет, это они. Послушайте, Билл, я говорил с Головановым. Его вместе с генералом Куцовым перенесли с центрального аэродрома обратно в кабинет, и там он получил такое же сообщение, слово в слово, как и мы. Более того, я говорил с ним здесь, в этой комнате. Лицом к лицу. Фермен подозрительно заморгал.
— Не знаю как, но эти так называемые Ахимса перенесли его образ в эту комнату. А Голованов видел мое подобие у себя в кабинете в Кремле. Черт побери, потом мы говорили по красному телефону, оба поставленные в тупик. Мы думали, что это чья-то дурацкая шутка. Нет, мы просто вынуждены играть по правилам, которые нам диктуют эти Ахимса. Любой другой путь будет самоубийством.
— Вы верите в них?
— Конечно, а что остается делать? Может, у вас есть какие-то другие предложения?
Фермен перевел дыхание.
— Меня беспокоит это странное шарообразное свечение. Все боеголовки в нашем ядерном арсенале тоже окружены такими зеркальными сферами. Что-то вроде лазерных отражателей. В такую полусферу стреляли из винтовки особыми пулями. На поверхности даже царапин не осталось. Эти штуковины светонепроницаемы, неуязвимы для рентгеновских лучей и ультразвука. Мы не смогли даже заглянуть внутрь, чтобы узнать их строение.
— Шарик с дверного замка в бункере уже испарился. Хлоп — и нету!
— Но что-то ведь нам надо делать! Все разваливается на части… а я как уж на сковородке. Я хотел бы знать, сколько времени остается в моем распоряжении до того, как мне придется идти в Капитолий и давать отчет перед обществом? Что я скажу? Что пучеглазые монстры, которых мы даже не видели, вывели из строя все наше вооружение? — Фермен воздел руки к небу, взгляд у него был диковатый. — Господи, Джон, это не кино! Черт подери!
— Билл, я должен что-то сказать Объединенному комитету начальников штабов. Я должен хотя бы приказать им привести войска в состояние боевой готовности. Так мы выиграем немного времени.
— Господи Иисусе, господи Иисусе, господи Иисусе! — Фермен медленно покачал головой. — Неужели эти Ахимса не понимают, какой переполох они подняли своей дурацкой шуточкой! Помните, как по радио объявили войну миров? Если они захватят радиостанции и телеканалы, у нас будет… О боже, страшно даже подумать об этом!
— Вы нас слышите? — сказал Атвуд, оглядывая по очереди все мониторы, звукозаписывающие устройства и охранные приспособления, висящие по углам. — Вы понимаете, что может случиться?
Ответа не последовало.
Первый закон Ливана был написан кровью — выживи! Второй закон — радиотишина — стал бесполезным, когда залпы минометов забили по передним, перепачканным грязью машинам танковой колонны. Ни один израильский офицер не скомпрометирует свой отряд нарушением радиотишины во время тайных маневров. Однако, когда танки роты АСАФ были засечены, их местоположение стало известно, а конечный пункт назначения разгадан, маскироваться уже не имело смысла.
— Достань их за оградой! — заорал в микрофон полковник Моше Габи, когда артиллерийские снаряды начали крошить щебень дороги.
Чейм, водитель, немедленно подчинился. «М-1» завертелся, гусеницы заскрипели, по броне били комья грязи и шрапнель. Гусеницы с трудом справились с низенькой оградой. Обожженные солнцем камни и глина обрушились, и танк затрясся по узкому пыльному огороженному дворику.
— Между домами! — приказал Моше, слыша, как танк Ария где-то сзади пробивается сквозь какое-то строение.
Пушки продолжали обстреливать дорогу. «М-1» поцарапал и накренил грязную лачугу и качнулся в сторону узкого загона для коз, осторожно балансируя на склоне каменистого, овеваемого ветрами холма.
— Посмотри, нельзя ли свести разрушения к минимуму! — крикнул Моше вниз своему водителю. Когда он оглядывался назад, он видел лишь разруху и опустошение. Там, гае тяжелые гусеницы оставляли глубокие следы, в пыли бегали цыплята, пища и хлопая крыльями. Земля была выжженная, тускло-желтая.
Позади них ехал Арий, его буро-коричневый танк зацепил веревку с сохнувшим разноцветным бельем и тащил ее за собой. Клубы пыли вились за ними, окутывая плотным покровом проклятые сухие ливанские холмы.