Бек налег на руль, и мы с ревом бешено помчались вниз с холма. Я потряс девушку за плечо.
— Красавица, шутя так, ты очень рискуешь!
— Ладно, — грустно сказал Бекмат, — от большого кочевого племени с протеиновыми цистернами другого ждать и не приходится. Разбой нам не подходит. Ладно, продолжим. У нас еще есть План А.
Тогда я впервые услышал о Плане А, но в тот момент думал не только об угрозе голодной смерти. Я оттащил девушку в заднюю часть водительской кабины.
— Как тебя зовут, теплый животик? — спросил я, ощупывая ее плечи.
— Гельбор.
— Ладно, Гельбор, своего племени ты больше не увидишь.
Она была напугана и подавлена, но старалась этого не показывать.
— Ну и что? — сказала она дерзко. Она пригнулась ко мне и нежно прижалась.
— Может быть, мы умрем с голоду. Тогда и ты умрешь. — Сейчас я ласкал ее прикрытую грудь. Возможно, это происходило от необычности ситуации, но у меня начала кружиться голова, как никогда не кружилась ни от одной женщины.
Бекмат обратился ко мне через плечо.
— Не мечтай, Клейн. У нас не хватит на эту женщину продовольствия.
Мы уже далеко отъехали от стойбища кочевников. Гельбор уныло глядела через окно на бесцветную равнину и удаляющиеся холмы.
— Племя скоро снимается с места. Если вы меня ссадите, я уже не успею назад!
— Много хочешь. Мы на ходу тебя вышвырнем. Когда грохнешься об землю на скорости в семьдесят миль в час, то, я думаю, шансов выжить немного.
Гельбор обмякла в моих руках, услышав этот смертный приговор. Голова ее повисла.
— Черт, какая тут разница? — возразил я. — Если умрем, так умрем. То, что она останется с нами, многого не изменит. Жалко уже выбрасывать, раз она тут.
Бек помолчал немного. Наконец вздохнул и пожал плечами.
— Твоя взяла. Не волнуйся, девочка. Во всяком случае, пока.
Я провел ее в корму мимо моторных отсеков, мимо ящиков с боеприпасами в трюм с продовольствием.
— Это я для тебя все уладил, — тихо сказал я. Что она пробормотала, я не разобрал.
Я ее раздел, и это было действительно здорово, когда наши бедра стали тереться. Когда все было закончено, я поймал себя на том, что пристально смотрю ей в лицо. Я только теперь посмотрел на Гельбор, как на человека.
Бекмату, казалось, сон был не нужен. Он настаивал на том, чтобы вести шлюп самому и почти не выходил из-за руля ни днем, ни ночью. Он давал на время руль мне, Риту или Грейлу, но через четыре или пять часов снова брался за управление и иногда вел без перерыва по двадцать часов.
Мне было интересно, что будет делать Тон, когда у него закончится дурь. Запас находился у него в коробке, с которой он не сводил глаз, но навечно ведь его не хватит. Тон то и дело исчезал в корме, чтобы уколоться. Мы не обращали внимания, только Грейл иногда издевался над Тоном.
Вскоре молчание Бека всем надоело. Нам хотелось ответов. Мы молчали до сих пор, вероятно, из-за того, что втайне боялись, что ответов нет, что у Бека нет никаких мыслей.
Но жизнь в шлюпе была монотонна, и мы начали ссориться. Беку все чаще приходилось нас разнимать. В конце концов Рит заявил:
— Слышишь, босс, мы хотим знать, куда направляемся.
— Проголодался, что ли? — Бек сделал вид, что немного удивлен.
— Еще бы нам не проголодаться, — стал жаловаться Хассманн. — От того, что мы едим, и собака сдохнет.
Бек рассеянно кивнул, словно мысли его находились где-то вдалеке.
— Значит, хотите еду. Ладно, тогда послушайте. Есть место, где еда растет прямо на земле всюду, куда ни кинь взгляд. Вы просто топчите еду ногами. И самого грунта не видно из-за того, что на нем растет. Еды, сколько хочешь. И имя этому месту — Земля.
Грейл с горечью посмотрел на него.
— Земля? Не надо над нами издеваться, босс, мы не идиоты.
— Воздержусь от комментариев на этот счет. Просто привыкните к той мысли, что мы направляемся на Землю.
— Но это невозможно, — на этот раз заговорил Тон.
— Я знаю, о чем вы думаете, — ответил Бек. — Много столетий тому назад ворота, связывавшие с Землей, были разрушены, взорваны. А вещество рассеяно. Сообщение с Землей прекратилось, и с тех пор никто не проходил ни сюда, ни отсюда. Но кое-что вы не знаете. Там, в Клиттманне, я много беседовал с алхимиком. Он изучил все старые книги и еще многое и сообщил мне о воротах то, что не знает никто другой.