-- Можно ли в этом сомневаться?- в изумлении спросил судья.
-- Есть место и для сомнений. Поэтому я и здесь. Но, несмотря на его ограниченные способности к вербальному общению, остальные способности позволяют предполагать, что его раса в состоянии достичь уровня, когда мы будем вынуждены считать ее достаточно цивилизованной; тем не менее, он животное. Таким образом, у него есть обычные права животных, находящихся под защитой человеческих законов. Таким образом. Департамент не видит необходимости вмешиваться...
-- Я понимаю. Что ж, никто не собирается проявлять к нему жестокости, включая и состав суда.
-- Без сомнения. Но есть еще одна веская причина, по которой Департамент не хотел бы проявлять интереса. Давайте предположим, что это создание является "человеком" в том смысле, который законы, обычаи и договоры вкладывают в это понятие с тех пор, как мы впервые вступили в контакт с Великой Марсианской Расой. Просто предположим.
-- Условно, -- согласился судья.
-- Условно примем это допущение. И тем не менее, он не может представлять интереса для Департамента, потому что... Судья, вы знаете историю "Летающего Лезвия"?
-- Смутно, еще со школьных времен. Я не изучаю историю исследования космоса. У нас тут и на Земле хватает хлопот.
-- Вот как? "Летающее Лезвие" совершило три первых межзвездных перелета в те времена, когда они требовали такой же отваги, как путешествия Колумба. Они не знали, куда летят, и имели очень смутное представление, как вернуться обратно... во всяком случае, "Летающее Лезвие" так и не вернулось из своего третьего полета.
-- Да, да, я припоминаю.
-- Молодой Стюарт рассказал мне, что это неуклюжее существо с глупой улыбкой -- память о втором полете "Летающего Лезвия". Это все, что мне необходимо было знать. У нас нет никаких договоров ни с одной из планет, которые посетил корабль, нет ни торговых, ни каких-либо иных отношений. Официально они для нас не существуют. И единственные законы, которые имеют отношение к Луммоксу, -- это наши доморощенные правила. Поэтому Департамент не должен вмешиваться; и даже если это произойдет, специалист, такой, как я, будет вынужден руководствоваться только законами Земли. А это вы сделаете лучше, чем я.
Судья О'Фаррел кивнул.
-- Иными словами, я могу приступить к делу. Может быть, начнем?
-- Минутку. Я попросил об отсрочке, потому что у этого дела есть некоторые любопытные особенности. Я хотел бы снестись с Департаментом, дабы обрести уверенность в том, что мои предположения верны и я не упустил из виду какой-то существенный прецедент или статью закона. Но я готов сразу же отказаться от участия, если бы мог получить от вас заверения относительно одного аспекта. Это существо... я понимаю, что несмотря на его миролюбивый вид, оно может причинить большие неприятности, быть даже опасным?
О'Фаррел кивнул.
-- Так я его воспринимаю... неофициально, конечно.
-- Скажите, были ли какие-нибудь предложения относительно... его уничтожения?
-- Ну, -- медленно ответил судья, -- говорю снова неофициально. Я знаю, что такие предложения поступят. До моего слуха дошли сведения, что наш шеф полиции собирается обратиться в суд с просьбой вынести определение об уничтожении этого зверя в качестве меры общественной безопасности. Но я не люблю получать информацию из неофициальных источников.
Мистер Гринберг не мог скрыть своего волнения:
-- Дела так плохи? Скажите, судья, а что вы думаете обо всем этом? Склонны ли вы к уничтожению этого животного?
Судья О'Фаррел возмутился:
-- Сэр, этот вопрос некорректен.
Гринберг покраснел.
-- Прошу прощения. Но мне нужно разобраться. Вы понимаете, что это существо уникально? Несмотря на то, что оно натворило или насколько оно может быть опасным (хотя могу поклясться, что это не так), интересы науки требуют, чтобы оно осталось в живых. Можете ли вы заверить меня, что оно не подвергнется уничтожению?
-- Молодой человек, вы вынуждаете меня заранее вынести решение по этому делу или хотя бы части его. Ваше поведение выходит за рамки, оно совершенно некорректно!
Шериф Дрейзер выбрал далеко не самое лучшее время, чтобы ворваться в разговор:
-- Судья, я вас обыскался. Начнется наконец слушание? Я привел семь человек, которые...
О'Фаррел прервал его:
-- Шериф, это мистер Посланник Гринберг. Мистер Посланник -- наш шеф полиции.
-- Рад познакомиться с вами, шериф.
-- Добрый день, мистер Гринберг! Джентльмены, так вот об этом слушании. Я хотел бы знать...
-- Шериф, -- резко прервал его судья, -- передайте моему бейлифу, чтобы он подготовился. А теперь, будьте любезны, оставьте нас.
-- Но...
Судья повернулся, оставив шерифа объясняться с растерянным полицейским, подошел к Гринбергу.
Во время этой мизансцены у Посланника было время прийти в себя и понять, что личным эмоциям здесь не место.
-- Я снимаю свой вопрос, судья, -- вежливо сказал он. -- У меня не было намерения посягнуть на прерогативы суда. -- Он улыбнулся. -- При других обстоятельствах я, пожалуй, был бы обвинен в неуважении к суду.
О'Фаррел улыбнулся в ответ:
-- Возможно.
-- Тюрьма у вас хорошая? Я с удовольствием провел бы в ней месяцев семь, чтобы меня никто не беспокоил.
-- Не изматывайте себя работой, молодой человек. Я лично всегда нахожу время порыбачить, независимо от того, сколько дел лежит у меня на столе. Время, проведенное за удочкой, аллах не засчитывает человеку в отпущенное время жизни.
-- Приятное времяпрепровождение. Но мне необходимо решить одну проблему. Вы понимаете, что я должен настаивать на отсрочке, пока я не проконсультируюсь с Департаментом?
-- Конечно. Вполне возможно, что вы должны. Но ваши намерения не повлияют на мою точку зрения.
-- Ни в коем случае. Я согласен с вами, отсрочка в последнюю минуту достаточно досадна. -- Он продолжал думать, как бы ему добраться до Департамента, чтобы посоветоваться с мистером Кику об этом странном деле... и услышал раздраженные и ехидные замечания Заместителя Секретаря об "инициативе" и "ответственности" и "Бога ради, неужели никто в этом сумасшедшем доме не может принять самое простое решение?".