– Мы же вчера договаривались! Мы ждали вас двадцать минут!
О, еще бы! Для них это в порядке вещей! Подумаешь, какое-то обещание!
Мы ни о чем не договаривались? Ого, вот так заявочка!
Ведут себя нарочито холодно, словно считают наши претензии надуманными.
С ними все ясно. Я сухо прощаюсь и едва сдерживаюсь, чтобы не обругать их. Я не делаю этого только потому, что сам унижусь в своих глазах.
– С**и! – гневно восклицаю я, как только мы от них отходим. – Я не врубаюсь, что на этот раз мы сделали не так? Может ты мне объяснишь?
– Не знаю, не знаю… – отвечает Леша, расстроенный не меньше моего.
Опять все сорвалось!
– Они так спокойно еще заявили! Как будто не случилось ничего страшного!
– Я, как бы, не понимаю этих телок, – вторит мне Леша, – то у них одно в голове, то другое. Е**утые какие-то!
На пляже я равнодушно лежу на полотенце. Ничего не хочется. Даже сыграть в пляжный волейбол со спасателями. И хотя я знаю, что это не крушение жизни, пока мною правят эмоции, не могу успокоиться. Чем мы заслужили к себе такое пренебрежительное отношение? Что не так? Их что, вчера поиметь надо было?..
Ночь мы опять проводим в клубе. Изможденные, возвращаемся в номер, все говорим и говорим, не в силах умолкнуть.
В стену кто-то требовательно стучит, повелевая нам заткнуться. Ах да, как я забыл! В соседнем номере живут две гулящие женщины лет тридцати пяти. Как вульгарно и смешно они выглядят, когда пытаются вести такой образ жизни, словно они еще восемнадцатилетние глупенькие девочки, легкомысленно порхающие с одного на другое, толком не знающие ни себя, ни мира. Как-то раз они привели к себе кавалеров. Сквозь стену слышались их пьяный хохот и восклицания. Женщина в разврате уродлива! И этот бездонный омут их вовсе не красит! Печально, что и говорить, когда женщины становятся такими примитивными, глупыми и вульгарными созданиями. И как нам быть, мужчинам, с такими женщинами? Погибать вместе с ними?..
Леша засыпает как-то легко, безмятежно, словно и нет у него никаких переживаний. А я так не могу. Тщетно ворочаюсь на кровати и, в конце концов, признаю свое безоговорочное поражение: проклятая бессонница меня одолела.
Я как можно тише одеваюсь, набрасываю на плечи куртку и, зажимая сигару в руке, выхожу на балкон. Комары безжалостны, но я стараюсь на них не отвлекаться. То и дело сплевываю: неудачно отломал кончик сигары, и крупицы табака постоянно попадают на язык. Сигарный дым тянет в номер через приотворенную дверь балкона.
– Прикрой дверь, – слышится заспанный голос Леши.
Я тихонько встаю со стула, придерживаю дверь рукой и продолжаю курить. Сигара становится горькой. Я выкурил ее почти до конца, но легче мне от этого не стало…
– Да я ради нее на все готов, – говорю я во мрак номера, немого свидетеля моего бессилия, глядя в окно, за которым светится неон казино. Говорю это и чувствую свою беспомощность. Какое-то фразерство!
– Да, – вздыхает Леша, – тут я конечно ничего не могу сказать. У тебя, как бы, вкус хороший. Я как увидел, что к ней катил, так офигел. Я бы побоялся! Девочка красивая, ничего не скажешь…
Его слова тонут в безмолвии ночи. На мои вопросы ответа нет. Мне не с кем разделить свое бремя отчаяния. Ну почему я такой впечатлительный? Все не могу ее забыть. Она далеко не идеальна и к тому же уехала.
Может, ей надо было сказать все честно, как есть? Хотя она бы высмеяла меня…
Приступ отчаяния крепчает к утру. Глухая тоска раздирает грудь. Бороться бесполезно, это можно только переживать. Ощущение обреченности. Конец известен заранее. В этом отношении все люди равны. Но в чем же тогда смысл существования, если все тленно?.. Нет, я не в силах заставить ее полюбить себя. А если бы мог, пошел бы я на такой шаг? Ответ снова «нет»…
Как я завидую временами тем, кто может остановиться и сделать свой выбор. Это кажется мне фантастически невозможным. Но что ждет их дальше, этих счастливцев? Не превращается ли их любовь в увядший цветок? Куда исчезает этот упоительный накал страсти? Чувство избыточной нежности? Увы, я не способен сделать этот выбор, блуждаю во тьме с огоньками, не в силах решиться, куда же идти. Ужасно! Любовь в своем законченном виде предстает перед нами в виде дружбы, глубокого взаимоуважения, памяти о совместно прожитых годах и, конечно же, детях. Она становится привычкой.
Как бы я хотел любить абсолютно! На грани исступления и ощущать на себе такие же чувства своей избранницы! Но люди не могут так любить. Они не совершенны. Сегодня – нежность и любовь, а завтра – холодное безразличие и жестокость.
Я не могу угнаться за всеми бесчисленными девушками, но не хочу им лгать. Пусть обманывают, поступают со мной, как им виднее, но многообразие их красоты делает меня бессильным.
Как я могу сделать признание, если не знаю, что есть такое любовь? Ее нельзя познать, объяснить, разложить на составляющие. Она либо есть, либо нет и, как все в этом мире, недолговечна. Любить абсолютно может только Бог! Его любовь совершенна. Тогда почему человек всю жизнь ищет несовершенной любви, этого хрупкого счастья? Почему он ищет то, чего не знает, чего нельзя понять и объяснить? К чему приводят эти поиски? Есть ли у них конец или только смерть прерывает эту бесконечность?
Дни перемешиваются… Обрывки воспоминаний. Послеполуденный час. Леша сидит на балконе и отряхивает ноги от песка. Первую бутылку я выпил на пляже. Красный флажок трепещет на ветру. Штормовое предупреждение? Я выпил вторую и пошел купаться. Такое чувство, что прохладное море, словно невидимым неводом, тянуло меня от берега. Жуткое ощущение. Я немного поплавал и вышел из воды. А сейчас лежу на кровати и пью третью бутылку. Хорошая доза, ничего не скажешь. Допив, пускаюсь в пьяные рассуждения, так как все равно скучно.
Трезвый Леша смеется над моими неудачными попытками казаться умным и говорит, что я пьяный дебил. Я не обижаюсь на него. Он слушает музыку и думает о чем-то своем…
– Чем после универа думаешь заниматься? – спрашиваю я у Леши, когда мы вдвоем сидим на балконе и нежимся в лучах вечернего солнца. Вдоволь накупавшись, я ощущаю во всем теле истому. Полусонное состояние. Редкие минуты, когда так хорошо, что кроме жизни ни в чем больше не нуждаешься.
– Не знаю. Еще не думал, как бы, – рассеянно отвечает Леша. – Делюгу мутить буду. Главное универ закончить. Потом все будет в порядке. А ты что думаешь?
Что я думаю? Полнейшая неопределенность. Я не могу себя кем-то представить. Леша, понятное дело, будет продолжать бизнес отца. Ему все покажут, научат. У меня такой возможности, к сожалению, нет. Надо делать все самому. Только что?
– Не знаю… наверное, бизнесом, – неуверенно отвечаю я.
– Может, вместе будем делюгу мутить, – задумчиво, с нотками деловитости в голосе, говорит Леша.
– Вряд ли. Сам подумай, какой смысл вам кого-то звать, если дело и так хорошо идет, – я чувствую, как моя прямота таит в себе какую-то невысказанную обиду.
Почему одним родители оставляют что-то, а другим ничего? Но с другой стороны родители ничего тебе не должны. Мне просто страшно оттого, что я не вижу себя ни в каком деле. Все как-то неопределенно. Я заявляю всем, что хочу быть бизнесменом и зарабатывать приличные деньги, и тут же меня сковывает страх. Я же ничего не знаю, ничего не умею. Неужели меня ждет безрадостная жизнь? Неужели я должен буду ходить на низкооплачиваемую службу, работать на кого-то и отказаться от своих мечтаний? Мое ли это призвание? Совсем не хочется прозябать в нищете или только и заниматься, как воровством, стараясь выжать из своей должности максимум выгоды. Все это слова, но содержания нет никакого…
И снова ночь, а потом опять день. Пустые ссоры. Непрекращающееся выяснение отношений.
После моря Леша обычно идет на прогулку, а я бездельничаю в номере. Ужинаем в разных ресторанах. Я в том, что дешевле, он в том, что дороже. Его, видите ли, бесит моя экономия, а меня, в свою очередь, то, что он засыпает так быстро, и мне не с кем поговорить. Я вынужден лежать молча, переживать наедине с собой одно и то же.