Сережа смутился и начал было говорить, что этого ничего не нужно, но капитан остановил его, сказав, что не его дело рассуждать.
— Из Англии, — продолжал старик, — я выехал с твердым намерением найти себе наследника и там же сделал четыре экземпляра завещания, которые все подписаны нотариусом, стряпчим и мною. По экземпляру я оставил у нотариуса и у стряпчего, а два остальных взял с собою, и вот теперь я впишу в них текст завещания, а вас, капитан, вас, Шварц, и вас, Кархола, прощу присутствовать в то время, когда я буду писать, а потом засвидетельствовать, что писал действительно я.
Все присутствующие были поражены неожиданностью, а Сережа сидел как ошпаренный.
Завещание было написано и прочитано во всеуслышание. В завещании значилось, что всем присутствующим оставляется по тысячи фунтов стерлингов, а Сергею Васильеву остальные пятьдесят тысяч фунтов деньгами и, кроме того, имения Пализера. Когда завещание было подписано, старик передал один конверт Сереже, а другой капитану, и затем попросил Сережу принести из спальни свой сундучок. Из сундучка он вынул разные бриллиантовые вещи и раздал их всем присутствующим.
— Когда меня не будет, носите эти вещи в память обо мне. Я уверен, что вы отсюда выберетесь, — сказал он с убеждением.
В этот вечер все были очень серьезны и разошлись спать раньше обыкновенного.
С выздоровлением капитанши, постройка «Ковчега» пошла гораздо скорее. Когда начался постоянный день, около мастерской устроена была кузница, так что судно строилось не только прочно, но даже красиво. Внизу, вместо балласта, были положены в ящиках все железные вещи, какие только были в наличности. Тут были гвозди, винты, петли, разные домовые приборы, оказавшиеся в числе груза, разные инструменты и полосы железа. Судно предполагалось сделать с палубою, для того, чтобы его не заливало волнами.
С наступлением лета, когда температура средним числом была на 5° ниже нуля, наши обитатели приходили домой только ночевать. С весны прилетели массы разной птицы и запасы дичи ежедневно пополнялись и зарывались в снег, который таял только в полдень. Один раз Сережа вбежал в мастерскую и заявил, что на льду появилось множество маленьких птичек, которые нисколько не боятся его. Тотчас же все мужчины побросали работу и, захватив несколько горстей зерен и ружья, отправились на лед, чтобы настрелять неожиданных гостей на паштет. Стрелять, впрочем, им не пришлось, потому что голодные птички, завидя брошенный корм, целыми стаями бросились на него, так что их просто брали руками. Скоро птичек наловлено было такое количество, что паштеты делались не только несколько дней сряду, но даже ими лакомились и потом, так как значительная часть зарыта была в снег.
Между тем снеговой дворец, обтаявший изнутри и даже несколько снаружи, стал казаться точно прозрачным и при солнечном освещении принимал фантастические формы. Лето наши затворники провели довольно сносно. Русские даже радовались постоянному дню, говоря, что в России еще привыкли к светлым ночам. Судно к лету, однако же, не совсем было готово, потому что настоящий плотник был только один Кархола, который и учил плотничать других. Судно строилось по чертежам, составленным капитаном, и всем непременно хотелось построить судно прочное и хорошее, хотя небольшое.
Но вот наступило 10-е марта, равноденствие на всем земном шаре, и после этого дни стали опять заметно убывать; с каждою неделею дни стали укорачиваться и это подавляющим образом подействовало на всех обитателей подсолнечного дворца; все как-то приуныли, так как впереди предстояло переживать время полной тьмы, страшного холода и снежных заносов.
К концу апреля «Ковчег» был готов совершенно. Все на нем было приспособлено для долгого плавания.
— Ну, господа, — сказал капитан, придя однажды в общую комнату, — «Ковчег» наш готов. Нам остается только положить провиант, сесть самим и плыть. Я предлагаю выйти 10-го сентября, в равноденствие. Море наше будет тогда чисто ото льда и мы направимся к мысу Горн, а там-то уже не трудно будет пробраться на материк.