— Довольно ли у нас воды в цистерне? — часто спрашивал капитан.
— Довольно, — успокоительно отвечала капитанша, — отчего ты об этом спрашиваешь? Разве тебя что-нибудь беспокоит?
— Еще бы! Сначала мы направлялись к Америке и я не беспокоился, а теперь мы идем по обширному Тихому океану и куда придем, известно только одному Богу, — отвечал капитан.
Марья Ивановна стала экономничать на воде и экономничала не без причины. Воды у нее было уже немного. К утру солнышко не взошло, а небо все было покрыто тучами.
— Слава тебе Господи! — воскликнула Марья Ивановна, выйдя на палубу.
— Чему же ты радуешься? — тихо спросил ее муж, — если будет дождь, ветер может перемениться.
— Если будет дождь, то мы спасены, Гиллон, у меня осталось очень немного воды!.. — прошептала капитанша.
Капитан побледнел.
— Только мы с Сережею знаем, что мы терпели вчера, отказавшись даже от чая!..
В эту минуту по палубе застучали первые капли дождя и Сережа тотчас же растянул брезент, с которого вода скатывалась в ведра. По мере их наполнения, воду уносили вниз в цистерну. Цистерну, действительно, скоро наполнили, но зато ветер так стих, что паруса пришлось свернуть.
— Нам остается теперь только закидывать удочки и ловить рыбу, для того чтобы сэкономить наши консервы, — сказал капитан, сходя со своего места у руля.
В этот день они, действительно, не тронулись с места. Ветер беспрестанно сменял дождь, но все время дул в разные стороны.
— Гиллон! Ты встревожен? — сказала Марья Ивановна, — ты чего-нибудь боишься?
— Я боюсь перемены погоды, — нехотя отвечал он, — только никому не говори этого, не тревожь напрасно наших товарищей.
Страх капитана скоро оправдался. К вечеру, с юга надвигался настоящий шторм. Капитан опять стал у руля и привязал себя к стойке, нарочно для этого устроенной. Посреди палубы были устроены железные перильца, за которые были привязаны остальные мужчины. Хотя «Ковчег» и упорно боролся с волнами, но это, все-таки, не мешало последним обливать всю палубу.
— Земля! — крикнул вдруг Сережа таким голосом, что его услыхали все, не смотря на рев бушующих волн.
Действительно, все увидали вдали небольшой кусочек земли, который выделялся зеленым пятном из массы белеющих волн.
— Это остров, — сказал Гиллон, — и остров не очень маленький, но и не большой, кажется.
К вечеру очертания острова стали яснее: видны были отдельные деревья и даже небольшая гора.
— Сережа, — сказал капитан, — привяжитесь хорошенько с Кархолою и бросьте якорь. А вы, господа, уберите паруса! — обратился он к остальным мужчинам.
Паруса были прибраны и якорь спущен. На верху, на вахте, остался Сережа. Ночь была хотя глаз выколи. Ветер ревел и точно злился, что ему мешает что-то носить по волнам такое небольшое судно. Палубу так и обдавало волнами и, не будь Сережа привязан, он давно был бы снесен в море. Иногда волн было так много, что Сереже казалось, будто «Ковчег» тонет. В каюты волны не попадали, потому что люки были плотно закрыты. Вдруг, в одну из таких минут, когда волны как бы спорили между собою, с которой стороны им удобнее поглотить это жалкое, маленькое суденышко, на носу раздался оглушительный треск; вслед затем судно задрожало, его будто схватила гигантская рука и куда-то бросила, после чего оно полетело, как вихрь.
Люк отворился и оттуда показалась голова капитана.
— Это оторвало якорь! — сказал он. — Теперь мы в руках Господа!.. Нас несет прямо на остров и, конечно, разобьет. Заткните за пояс топоры, а женщины пусть наденут спасательные пояса; теперь мы должны быть готовы ко всему…
Целый час прошел в мучительном ожидании. «Ковчег» стало качать заметно слабее, но все еще несло куда-то по-прежнему. Вдруг сразу его ударило обо что-то и он, глухо застонав, накренился на бок.
— Ждите спокойно! — хладнокровно скомандовал капитан.
«Ковчег», с правильностью часового маятника, стал ударяться обо что-то и все более и более крениться на сторону. Дождь в это время лил страшнейший. По мере того, как «Ковчег» наклонялся набок, удары становились слабее и реже и, наконец, совершенно прекратились. Капитан ощупью осмотрел ту сторону, в которую судно накренилось, и сказал: