Здесь, в Каракасе, ужасно весело. По вечерам все ставни открыты, в окнах сидят креолки и точно будто все на улице. А если бы ты, мама, видела, какие тут на рынке продаются плоды, так просто даже уму непостижимо! Марья Ивановна обещала накупить всяких плодов, когда мы будем уходить в море. Смешно только мне показалось, что тут ездят и на лошадях, и на ослах, а в экипажи впрягают быков. В первую ночь, когда нам с капитаном пришлось ночевать в городе, он перед тем, как лечь спать, стал внимательно осматривать наши постели и нашел двух здоровенных скорпионов, которых мы тотчас же и убили. Как видишь, мама, в море-то безопаснее, чем на суше!
Я теперь порядочно говорю по английски, а потому получил место более высокое, служу приемщиком груза. Жалованье буду получать уже по пяти фунтов в месяц. В Новую Зеландию, кроме груза, мы везем нескольких пассажиров.
Пишите мне опять в Каракас; через семь — восемь месяцев мы опять будем здесь…»
Прошли и восемь месяцев, прошел и год. Новый год Ольга Степановна встречала опять в той же комнатке; опять пришел и Иван Егорович, а о Сереже на этот раз не было ни слуху, ни духу. Коля был уже студентом. Встреча Нового года прошла невесело; давно не получая писем от Сережи, все были как-то грустны и все разговоры были только о нем. Решено было написать письмо в контору пароходства в Лондон с просьбою сообщить о местонахождении парохода. На другой же день письмо было отправлено и вскоре оттуда получен был ответ, что «пароход „Британия“, вероятно, потонул, потому что не дает о себе знать; место его крушения, впрочем, неизвестно».
Письмо это пришлось показать Ольге Степановне, а как оно ее огорчило, можно было судить по тому, что через месяц вся голова ее поседела.
— До тех пор, пока место крушения мне, не будет известным, я сидеть не намерен, — шутил Иван Егорович, голова которого походила на голову новорожденного, так-как на ней волос совсем не было, а был какой-то бледно-желтый пушок.
Где же в самом деле был в это время наш путешественник?.. А он был далеко-далеко и там именно, где ему быть вовсе не хотелось.
Взяв груз и пассажиров в Новую Зеландию. «Британия» бодро шла вдоль берега Южной Америки. Пассажиров на пароходе было не много, но все-таки, вместе с экипажем, народу на пароходе насчитывалось до сорока человек. Груза было много и груза самого разнообразного. Главную каюту первого класса занимал англичанин, очень старый и очень богатый. Он ехал с двумя лакеями в Новую Зеландию, где надеялся отыскать племянника, которому он хотел передать свое состояние, так как других наследников у него не было; так, по крайней мере, рассказывал его камердинер. Мистер Пализер был уже так стар, что только в самую хорошую погоду выползал на палубу. Во втором классе пассажиров было больше и, между прочим, в Новую Зеландию переселялся коренастый немец, лет сорока пяти, по фамилии Шварц, с двумя дочерьми и с женихом одной из дочерей — Шарлотты; другую дочь звали Анною.
Капитанша была душою общества. Веселая, бесконечно добрая толстушка, она, по-видимому, всегда забывала о себе в заботах о других. Кроме того, что она была экономом на пароходе и заботилась о продовольствии всех, она, вместе с тем, по вечерам была отличною собеседницею, чтицею, и услаждала пассажиров пением и игрою на фортепиано, стоявшего в общей каюте. Мужа она любила бесконечно и все ее мысли были направлены на то, чтобы доставить покой и удовольствие мужу, в минуты его отдыха.
Пятнадцать лет она была замужем и пятнадцать лет плавала с мужем по всем морям. На пароходе с нею вместе плавали две отличные большие собаки, и целый курятник кур. Так как кто-то из пассажиров перевозил двух коров, лошадь и овец, то капитан, в одно из вечерних собраний, шутливо заявил, что вынужден переименовать «Британию» в «Ноев Ковчег».
Вечером, на пятый день после выхода из Каракаса, за Сережею пришел шкипер, швед Кархола, и сказал ему, что «фрау капитенска» зовет его в каюту.
Сережа пошел в каюту. Стол был накрыт на три прибора и за ним сидели капитан и капитанша.
— Сереженька, да неужели ты забыл, какой день сегодня? — спросила Марья Ивановна.
— А что такое? — изумился Сережа.
— Да ведь сегодня наш Новый год, наш русский Новый год! Садись и будем встречать…
Сережа сел за стол и вдруг как-то осунулся. На глазах его показались слезы.
— Что с тобою? Ты, кажется, плачешь? — заботливо спросила Марья Ивановна.
Две крупные слезинки скатились из глаз Сережи и он глухо прошептал:
— О маме вспомнил… Она теперь с Колею и Иваном Егоровичем встречают новый год и говорят обо мне?..