В минуты такого страшного душевного напряжения голова работает сильно и Данилову тотчас же мелькнула мысль, каким образом он может еще спасти себя. Он нырнул еще ниже.
Эта увертка не осталась без результата. Когда мальчик заметил, что спаситель его не поднимается на верх, а напротив того, опускается вниз, он выпустил его ноги, чтобы всплыть самому. Данилов тотчас же повернулся и всплыл точно также, чтобы перевести дух. Кажется, пройди еще минута и они погибли бы оба.
Не зная, в состоянии ли он будет, обессиленный, плыть с мальчиком, Данилов поплыл к лодке один. Но Агин так жалобно призывал его, что он вернулся и подал ему руку, сказав, что теперь они оба погибнут, если он еще раз ухватит его за что попало. Таким образом, теперь борьба началась снова, но силы были уже истощены, а лодка приближалась очень медленно. Они оба постоянно уходили под воду и всплывали только для того, чтобы перевести дух. Силы их почти оставили. Григорий Петрович начал терять сознание и наглотался воды. Ему казалось, что он лежит на зеленом лугу, но в эту самую минуту сильные руки подняли его в лодку, где положили рядом с бесчувственным мальчиком.
Теперь наступила новая опасность: как лодка могла добраться до корабля? Ее могло ударить так, что она разбилась бы вдребезги, чего все и боялись. С корабля было спущено несколько веревок. Двумя из них обвязали Данилова и Агина и подняли их, а матросы сами взобрались на палубу тоже по веревкам; лодку же, ударившуюся о борт и несколько попортившуюся, кое-как таки подняли и затем корабль двинулся далее.
Наши молодые люди долго не могли поправиться после такого купанья и не покидали коек. Случай этот очень сблизил их. Агин смотрел с благоговением на Данилова, как на своего спасителя, а Данилов привязался к мальчику, как к своему детищу, спасенному им. Глядя на Агина, Григорий Петрович вспоминал лучший поступок в своей жизни. С этих пор они никогда не разлучались и служили постоянно на одном и том же корабле.
Лет через пять Данилова пригласил к себе владетель корабля, на котором он в последнее время плавал, немец Редер, и повел такую речь:
— Послушайте, Григорий Петрович, мне представляется очень выгодное дело. Надо будет везти из Германии товар в Африку, а оттуда привезти товар в Гамбург.
— Зачем же дело стало? — спросил Данилов.
— Дело стало за капитаном. Наш капитан так болен, что не решается пуститься в такой дальний путь, и он мне советует поручить вам управление кораблем.
— Отчего же не его помощнику, Оливаресу? — спросил Григорий Петрович.
— Мне Оливарес до такой степени не нравится, — отвечал Редер, — что я ни в каком случае не назначу его капитаном.
— В таком случае мне остается только поблагодарить вас и принять место, — сказал Данилов. — Но знаете, Карл Карлович, принимая меня, вам придется дать какое-нибудь место и Агину.
— Знаю, знаю, что вы друг без друга ни на шаг.
Таким образом, дело было слажено и Данилов стал капитаном корабля «Елизавета». Когда Оливарес услыхал, что капитаном назначен Данилов, а не он, то ни слова не сказал, а только страшно побледнел.
Корабль благополучно принял груз и пошел в Африку, где остановился в устье реки, рядом со шкуною под английским флагом.
Через какие-нибудь полчаса капитан шкуны вошел на корабль и после первых приветствий сказал Григорию Петровичу:
— Знаете, вы как можно скорее выгружайтесь и потом принимайте новый груз. Здесь слоновая кость ни почем. Но оставаться здесь долго нельзя, потому что тут люди мрут, как мухи, от какой-то эпидемии: не то лихорадки, не то горячки. Я уже схоронил пятерых. Советую вам торопиться.
В этот же день Григорий Петрович, в сопровождении Агина и Оливареса, отправился на английскую шкуну отдать визит капитану. На шкуне они увидали двух громаднейших псов.
— Это чистокровные собаки с острова Кубы, — объяснил им капитан, — без них я никогда не схожу на берег. Они оберегают меня лучше десятка вооруженных людей. Против же эпидемии сберечь они меня не могут. После заката солнца никогда не оставайтесь ни на палубе, ни на берегу, а запирайтесь в каюту. Точно также и экипажу своему не позволяйте выходить.
Данилов, не теряя времени, на другой день утром отправился с образцами товаров вверх по реке, где неподалеку находился в лагере сам король племени, занимавшийся торговлею слоновою костью. Григорий Петрович взял с собою двух матросов и очень скоро сдал свои образцы и вез обратно слоновую кость. На другой день король обещал прислать свой груз и помочь выгружаться. Возвращаясь в колонию, лодка налетела на какой-то <предмет> и пробила себе бок. Григорий Петрович направил ее поскорее к берегу, для того, чтобы спасти дорогую кладь. В воду никто из них идти не решался, так как за лодку несколько раз задевала акула, и они с трудом добрались до берегового тростника, где, стоя по колено в грязи, выбросили на берег слоновую кость. Починить лодку они не могли и за густым громадным тростником, незамеченные никем, они тоже не могли надеяться на какую-либо помощь. Григорий Петрович приказал своими матросикам остаться при лодке и при товаре, а сам пошел по берегу, надеясь, что он дойдет до такого места, откуда его увидят или услышат и вышлют на помощь. Сначала он шел хотя и по грязи, но все-таки по небольшим тропинкам, но потом лесная чаща стала совершенно непроходимою и ему пришлось идти по тростнику по колено в воде. Такая прогулка вскоре его так утомила, что ему пришлось отдыхать.
Между тем, время летело и он очень хорошо знал, что ночь, проведенная в такой грязи, даром не обойдется и будет ему жизни. Отдыхал он уже несколько раз, и за какой-нибудь час до заката солнца, встав опять, чтобы пробираться снова, он услыхал нечто вроде рычания и увидал за несколько сажен пантеру.
Данилов бросился в другую сторону и, в то же самое время, ему послышались где-то поблизости голоса и какие-то звуки. Бежать он не мог, потому что вязнул в тине, но и пантера тоже бежать не могла, хотя приближалась к нему все ближе и ближе. Всего шагов за пять от страшного зверя Данилов почувствовал, что силы его оставляют, и, точно как сквозь сон, услыхал еще раз голоса и какой-то рев, а затем он без чувств упал, в камыши.
Дело было вот в чем.
К вечеру Агин стал беспокоиться, что капитан его долго не возвращается. Вместе с ним стали беспокоиться и некоторые матросы, а один из матросов предложил отправиться на встречу.
— Да уж ему не вернуться, — злобно улыбаясь, сказал Оливарес.
— Как не вернуться? — с ужасом вскричал Агин. — Надо отправиться к нему.
— Ни к чему. Собак у нас нет, а кроме собак в камышах его никому не спасти, — спокойно проговорил Оливарес. — Завтра мы его найдем, но только неживого.
— Если вы знали, — вне себя крикнул Агин, — что отправляться в лагерь дикарей так опасно, то отчего же вы не предупредили Григория Петровича?
— Разве меня кто-нибудь спрашивал об этом? Я подчиненный, а он мой капитан или, лучше сказать, был им.