Он взял девочку на руки и заглянул в ее бездонные глаза. Казалось, ее взгляд всегда блуждает где-то, не желая останавливаться на нем. Все ясно. Лайла научила ее своей любимой песне. Это «Тысячу и одну ночь» в исполнении Лассе Лённдаля — слащавая версия хита Синатры «Незнакомцы в ночи».
«Вот оно как выходит, да?»
Маленький ребенок вообще не в состоянии запомнить и воспроизвести какую-либо мелодию. Но об этом Леннарт даже не подумал. Девочка столько раз выходила за грани возможного, что он перестал удивляться ее выдающимся способностям.
«Вот оно как выходит, да?»
Дрянная музыка словно дерьмо: что ни делай, какие преграды ни строй, а она найдет щель, чтобы просочиться. Не успеешь глазом моргнуть, как она заполонит собой все.
Леннарт уложил малышку на ковер, и она начала бить маленьким кулачком по разноцветным кубикам, которые оставила там для нее Лайла. Он откашлялся и запел тихим голосом «Песнь Вермланда». Малышка продолжала разбрасывать вокруг себя кубики, пока они все не откатились так далеко, что ей уже было до них не дотянуться. На пение Леннарта она не обратила никакого внимания.
Зима выдалась теплая, и до самого конца декабря Лайла выходила с малышкой на прогулку, пользуясь моментами, когда муж уезжал в Стокгольм. В январе похолодало, а затем повалил снег, и прогулки прекратились. Лайлу не страшили морозы — она боялась оставить на снегу следы.
Леннарт строго-настрого запретил жене разговаривать с малышкой, петь, да и просто шуметь, когда она поблизости. Он хотел, чтобы девочка росла в полной тишине. Исключение составляли лишь музыкальные упражнения. Осознав, в чем заключается его замысел, Лайла решила, что ее муж окончательно сошел с ума, но не стала ему перечить. Пусть поступает, как ему угодно, а она постарается дать девочке настолько нормальное воспитание, насколько сможет.
Как-то вечером Лайла сидела в детской и наблюдала за девочкой. Та играла, если это можно было назвать игрой. Она уже научилась сидеть, и ей нравилось поднимать кубик и бросать его. Снова поднимать и бросать.
Лайла попыталась отвлечь ее с помощью мягкой игрушки, которую достала из кладовки. Она присела рядом и, тряся перед ребенком маленьким игрушечным лисом, заговорила:
— Кто это у нас тут такой? Кем это так вкусно пахнет?
Малышка не обратила на лиса никакого внимания, хотя он тыкался мягким носом в ее бок. Она как ни в чем не бывало снова схватила кубик, подняла ручку и разжала пальцы, внимательно следя взглядом за кубиком, который упал на ковер и покатился в сторону от нее. Затем она просто сидела и ждала, пока Лайла не достанет для нее укатившийся кубик. Как только он снова очутился рядом с ней, игра продолжилась.
Улучив момент, когда Леннарт заперся у себя в кабинете, собираясь поработать, Лайла позвонила в детский медицинский центр в Нортелье:
— Здравствуйте, я бы хотела узнать кое-что. Мой ребенок…
Ей скоро полгодика, и меня волнует ее поведение.
— Какой ее точный возраст?
— Пять месяцев, — ответила Лайла, запнувшись. — Пять месяцев и три недели. И вы знаете… Я пытаюсь играть с ней, а она не обращает на меня никакого внимания. Даже не смотрит на меня, но ее не оторвать от кубиков. Она любит поднимать их и бросать. Больше ничего и не делает, только играет с кубиками. Это нормально?
— Вы говорите, она не реагирует на вас, верно? Если вы дотрагиваетесь до нее и пытаетесь обратить ее внимание на себя, что происходит в таком случае?
— Ничего. Мне кажется… Не знаю, как сказать, но мне кажется, ее интересуют только мертвые вещи. Неодушевленные предметы, понимаете?
— Мне сложно судить о ребенке только с ваших слов, но я бы однозначно рекомендовала вам приехать с дочкой к нам, и мы ее осмотрим. Вы уже бывали у нас?
— Нет, не у вас.
— Понятно, тогда какой медицинский центр вы посещаете?
— В Шёвде, — выпалила Лайла первое, что пришло в голову.
— Хорошо, тогда давайте я запишу ее данные, и мы посмотрим, смогу ли я…
Лайла резко бросила трубку, будто та обожгла ей руку. Спустя полминуты она решилась поднять трубку и положить на место, меж тем мысленно повторяя разговор с врачом. Что-то было не так. Это слово, которое врач употребила, — «однозначно».