Н. Князева
Свистунишка
Живёт у меня зверёк. Маленький, на белочку похож. Мордочка зубастая, хвостик пушистый, шёрстка жёлтая, только на спине чёрные полоски.
Живёт он у меня с неделю, а ведёт себя, как хозяин: таскает крупу из пакетов, мешок с овсом прогрыз, связку сухих грибов перетаскал с полки под кровать.
Начнёт носиться по комнате, шумит, как большой. Швырк — промчится по стене. Прыг на полку, с полки на стол, на пол, с пола на кровать, к окну.
У соседей все окна настежь. А у меня и двери на запоре: боюсь, — убежит.
А может быть, я его зря стерегу? Пускай бежит себе в лес? Сердит я на него! Маленький зверушка, а меня — вот какого большого! — напугал в лесу. За это я его и поймал.
А поймал его очень интересно.
Иду в лесу по дороге. Всё тихо, слышно только, как на сухой ковёр колючей хвои мягко упадёт шишка, или сучок под ногой хрустнет, да увидишь, как бабочкой спорхнёт с сосны золотистая чешуйка.
Иду и посвистываю тихонько. Слышу, справа кто-то мне подсвистывает.
Обернулся я направо, а свистит уж слева. Я налево, а свистит справа. Верчусь, смотрю на деревья, между деревьями, вверх, вниз — никого. Что такое? Видно, кто-то со мной шутит.
Отошёл я немного, опять посвистел, — откликается совсем близко. Должно быть, мальчишки где-нибудь прячутся да передразнивают меня.
Каждое дерево осмотрел, приседаю, гляжу туда, сюда. А с другой стороны: «Фий-ю, фий-ю, фий-ю».
Рассердился я, швырнул сучком в деревья и пошёл дальше.
Иду тихо, оглядываюсь по сторонам, — листок не шелохнется. Нет и нет свистуна. А мне вот как его накрыть хочется!
Остановился я, посвистал. И тут вдруг рядом, совсем близко: «фий-ю, фий-ю, фий-ю».
Смотрю, — на сосне сучок пошевелился. Да нет, не сучок это, а маленький зверёк. Я ему — «фий-ю» и он мне — «фий-ю» — поздоровались, значит. Всмотрелся я и понял: ведь это бурундук.
«Ну, — думаю, — сейчас я тебя проучу».
Старые охотники мне рассказывали, что бурундуков и без ружья добывают.
А ну-ка и я попробую.
Сел под сосну, ноги вытянул, руки на них положил и посвистывать начал.
Не откликается. Я — ещё. Слышу, откликнулся, только далеко.
Смотрю то на руки, то по сторонам. Вдруг цап меня за плечо кто-то. Вскочил я, — шапка с головы слетела. Кто это? Никого.
Бурундук, наверное, на меня прыгнул и ускакал.
Сел я снова и опять: «фий-ю, фий-ю, фий-ю».
Вот уж он и здесь. Сидит недалеко от меня и мордочкой по воздуху водит.
Ага, думаю, дело идёт. Маню́ ещё.
Он подбежал, через ногу мою — скок. Сижу — не шелохнусь, как пенёк в землю врос, глазом моргнуть боюсь. Он мне на голову прыг! Чуть было я не вскочил, да удержался. Терпеть надо! Он с головы на плечо соскользнул, по руке пробежал — коготками тронул. Терплю!
Сел свистунишка мне на сапог. Ну, ну… ещё поближе.
«Хватай!» — говорю я себе. А он спустился на землю: шишку увидел.
«Эх, — думаю, — прозевал!»
«Фий-ю, фий-ю, фий-ю», — зову зверька.
Он ко мне на коленку, а я его цап — и готово!
Задрыгал бурундучишка ножками, коготки выпустил, зубки оскалил. Да где ему со мной сладить! Крепко держу в руке тёплое тельце.
Так и принёс его домой. Теперь вместе живём. Сердится он на меня, а я на него.
Ну, да поладим — весной выпущу.
В. Корюкин
Как дед Трофим домой вернулся
Жил дед Трофим, по старости лет, на покое. Летом колхозникам помогал, сколько мог, а как настала осень, решил навестить детей. Поехал сначала к дочери в дальний колхоз, погостил у младшего сына в городе, а потом побывал у старшего сына. Старший сын строил на Волге электрическую станцию, — самым большим краном управлял. Встречали деда радостно, отпускать не хотели, и прогостил он больше года.
Пришла весна, развесила зелёные листочки на берёзах, распестрила цветами луга. Захотелось деду домой, в родной колхоз…