Гаррэль кивнул, напряженно вглядываясь в лицо командора и стараясь не пропустить ни единого слова.
— Так вот, это — не лужайка. Это — мост, широкий мост. И под ним — не овраг, а настоящая пропасть. Завтра, в тот час, когда я выйду навстречу стае, ты полетишь к храму и этот мост разрушишь. Но — бесшумно!
— Я понимаю, крылатый конь…
— Проще, мой мальчик, гораздо проще. В тот момент, когда мы повиснем над бездной, я просто уйду в ничто и вернусь на корабль. На долю дружины будет только не упустить тех, кто отстанет или рассеется по овражистым склонам.
— Слушаю, мой командор!
— Ступай, отдыхай. Как только последний хищник будет истреблен, крэг твоего отца получит эту планету.
Гаррэль поклонился, не тратя лишних слов.
Асмур проводил его взглядом. Этот мальчик получит возможность вернуться домой с гордо поднятой головой, не стыдясь больше собственного пестрого крэга. Все будет прекрасно, вот только…
Что — только? Что тебе не по душе, благородный эрл?
Фа ноэ, ответил он себе. Фа ноэ.
Храм и пропасть
Дорога скользнула по краю обрыва, и он обрадовался, что с нижней петли серпантина его увидят даже самые последние. Ну, скоро и финиш. А то этот часовой грохот за спиной порядком поднадоел, да и коня все время приходится сдерживать, чтобы несвоевременно не взмыл в небо. Чуть подальше дорога вольется в ровное и довольно широкое ущелье, там можно будет до предела раззадорить преследователей, выжав из них максимальную скорость и в то же время не позволив заглянуть вперед, где им уготован такой сюрприз…
Он послал голос вперед, к стенам храма:
— Гэль, все готово?
— Да, мой командор!
— Возвращайся к дружине. Как только первые покатятся вниз, перекройте дорогу назад и не дайте никому уйти.
— Будет выполнено, могучий эрл!
Жеребцы, наседавшие сзади, тревожно заржали, словно почуяв второго врага.
— Хэ-хэй! — крикнул эрл, концентрируя на себе их внимание. — За мной, кровопийцы!
Ржанье и гортанные крики, не несшие явно никакой смысловой нагрузки, превратились в неистовый шквал. Последнее ущелье легло впереди, как стрела, и в конце его засветилась утренним светом известняковая стена полуразрушенного храма, которая, казалось, запирала это ущелье, превращая его в тупик. Кентаврам, несомненно, эти места хорошо известны — следы это выдают; теперь они гонят вперед незадачливого чужака, как обычные волки загоняют на обрыв оленя, движимые охотничьим инстинктом, а не разумом. Но лишь чужак знает, что впереди их ожидает не широкий мост, на котором его собираются припереть к храмовой стене и окружить — нет, впереди только пропасть, в которую оборвется ущелье, и будет поздно затормозить на самом краю, да и задние не дадут — слишком могуч напор и чересчур круто взят разбег.
Все ближе белая стена, сейчас из зияющего впереди проема пахнет холодом, и лишь благодаря бешеной скачке обладающие несомненной чуткостью кентавры не успеют ничего заподозрить, вот только не испугался бы конь, которому невдомек, что хозяин не только знает о зияющей впереди ловушке, но и сам ее приготовил. Асмур положил руку на гриву коня, дружески потрепал ее:
— Я с тобой, вороной, ничего не бойся, прыгай смело!
Но конь словно не узнавал хозяйского голоса, искаженного скафандром, и не признавал властной руки, и крылья его сами собой расправлялись, готовясь поднять его вместе со всадником над предательской пустотой, подстерегающей впереди…
— Не сметь!!! — крикнул Асмур, потому что преследователи, увидев взлетающего коня, могли понять всю бесцельность дальнейшей погони и в последний момент остановиться.
Он рванул застежку скафандра и, глотнув с наслаждением летящего навстречу свежего воздуха, прижался губами к теплому уху коня:
— Вперед! — и конь прыгнул.
И в тот же миг, выпрямляясь в седле, Асмур увидел, как распахнулась неразличимая доселе дверь в стене, отделенной от него провалом пропасти; седой кентавр, двойник вчерашнего, только весь в сверкающих браслетах, лентах и крапчатой татуировке, на долю секунды застыл в дверном проеме, а потом с гортанным криком метнул в падающего Асмура короткую бронзовую стрелу, напоминающую арбалетный болт. Жгучая, ядовитая боль впилась в горло, в узкую щель расстегнутого скафандра, парализуя тело, туманя рассудок и все дальше отодвигая зыбкую, существующую только в воображении границу реального мира — и того неведомого, которое называлось простым словом «ничто», ибо было слишком сложно для понимания; Асмур падал вместе с конем, а сверху, раскидывая копыта и путаясь в собственных гривах, валились обезумевшие от ужаса кентавры, и у человека оставался единственный выбор — разбиться об острые камни на дне пропасти или быть задавленным этой лавиной…