Не то, чтобы птички. Карт-бланш. Включая и ту, первую.
— Это все, что я хотел видеть, — сказал он, опуская шулерскую колоду в ящичек. — А теперь иди, досыпай.
Она повернулась и бесшумно заскользила прочь, растворяясь в лунном свете.
— Сэниа, — вырвалось у него против воли. — Сэниа, скажи, что мне сделать, чтобы ты наконец стала моей женой?
Она остановилась:
— Невозможное — полюбить.
— Спасибо, — горько проговорил он. — Я уже.
— Нет! — крикнула она, и он порадовался, что их разделяет довольно приличное расстояние. — У нас так не любят! Ты воображаешь, что любишь меня, но делаешь это в перерывах между мыслями о том, как через год соберется новая дружина выполняющих Уговор, и они отправят тебя на твою проклятую Чакру!
— Не в перерывах, — возразил Юрг, стараясь подойти к ней как можно бесшумнее, но она, словно угадывая каждое его движение, отступала, едва он делал хоть один шаг. — Не знаю, как это тут у вас, но у нас, на Земле, любят одновременно: землю и солнце, мать и жену, свободу… и мороженое.
— Понятно. Большое сердце. Когда через год твой корабль направится к звездам, недоеденное мороженое можно будет бросить на пристани, а жену — человеку с пестрым крэгом!
— Что, что? Кто тебе сказал, что я оставлю тебя Гэлю? Он, конечно, милый мальчишка, но если дотронется до тебя хоть пальцем, я его убью!
— Но ты сам завещал меня ему в жены.
— Я?!
Она стряхнула его руки со своих плеч и отступила на порог опочивальни. Юрг опомнился: дальше он не смел делать ни шагу.
— Сэниа, — проговорил он устало, — это все какая-то белиберда — с вашими традициями, в которых я не разбираюсь… Запомни, чтобы не было неприятностей: если кто-нибудь другой хотя бы на будущее назовет себя твоим мужем, я изничтожу его любым видом оружия из твоего арсенала — в лучших традициях земных мушкетеров. Вот так.
— Будущим ты уже распорядился, и это необратимо; но пока ты находишься на Джаспере, принцесса Сэниа не допустит, чтобы на нее пала хоть тень подозрения.
— Ну, спасибо, — поклонился он. — Мне твоя верность без любви — это как… впрочем, извини. Спокойной ночи.
Она оперлась о постель коленом и ждала, когда он уйдет.
— Сэниа, я понимаю, что веду себя прежалким образом, но скажи: неужели я так отвратителен тебе? Что стоит между нами — различие людей двух планет и рас или то, что ты ошиблась, приняв меня за первого мужа, и не можешь мне этого простить? В чем дело — в физическом отвращении ко мне или в зудящем самолюбии? С последним я как-нибудь справлюсь, но если у тебя…
Он вдруг запнулся и почувствовал, что лопатки покрываются холодным потом. Идиот, несчастный космический донжуан… За целый месяц не попросить у того же Гаррэля хоть какой-нибудь школьный учебник анатомии! Хотя… Школьный учебник вряд ли поможет, если дело в аллергии: это что-то на уровне биохимии… Да, у них могут быть такие же руки, ноги, губы, что и у землян; но вот глаза — уже совсем другие, это и не глаза вовсе — так, рудимент…
Только сейчас ему пришло в голову, то она ведь сделана из другого теста.
Из другого белка…
— Почему ты замолчал? — настороженно спросила она.
Вероятно, догадалась по его дыханию, что с ним творится нечто несусветное. Но как объяснить ей, какими словами, что он полюбил ее — и любит, и будет любить?
— Прости, Сэниа, когда я гляжу на тебя, у меня путаются мысли и я говорю не то, что думаю… вернее, говорю, к сожалению, все, что думаю… а еще вернее — не думаю вовсе, у меня напрочь отшибает эту способность… И я лишь сейчас сообразил, что мы ведь действительно с разных планет, мы разные, разные, Сэниа, и мы, может быть, никогда…
Она медленно выпрямилась, и глаза ее, совсем черные и неподвижные, распахнулись на пол-лица:
— О чем ты?..
Он отступил к спасительному косяку, заведенными за спину руками вцепился в деревянную резьбу.
— Я просто не знаю, как и объяснить тебе это, Сэнми… У нас есть одна сказка… она меня всегда удивляла, потому что я не мог понять, что за нею стоит. Ну, там какой-нибудь ковер-самолет — это аэроплан, ракета. Волшебное блюдечко с колечком — телевизор. Дворец за одну ночь — саморазвивающаяся конструкция. Все имеет реальную параллель — не в настоящем, так в будущем. А тут…
Она стояла перед ним — белая, в белом свете. Ледышка.
— Понимаешь, у двух пожилых людей не было ребенка, а они об этом мечтали. Наконец, некая волшебная сила сотворила… сконструировала… короче говоря, дочку они получили, и она ничем не отличалась от других девушек, разве что была красивее всех. Но она была другого естества. Дочь зимней стужи и весеннего тепла. Снегурочка.