Выбрать главу

– Смотреть в оба! – проклекотал обер-коршун.

Когтистая лапа оторвалась от земли, и Тома чуть не сбило волной ветра, поднятой мощными крыльями.

Ещё раз взглянув на холм, чернеющий от коршунов, Том помчался обратно. В голове стучало: "С первыми лучами… с первыми лучами…"

К удивлению мальчика, хомяк, выслушав его сбивчивый рассказ, не только не испугался, но даже успокоился. Это так приятно, когда никто никого не жарит! Ему тут же захотелось стать таким добрым, таким милым…

Заметив, что мальчик уж больно перепуган, он ободряюще похлопал его по плечу:

– Ну, не надо так переживать. У меня отличная нора, а запасов ещё хватит на пару дней. Из моркови ведь тоже можно приготовить что-нибудь… гм… морковное. Если покопаться в кулинарной книге моей бабушки… Кстати, а что означает «выкуривать»? – поинтересовался он между прочим.

– Я так себе это представляю, – объяснил Том, – что у главного входа они разведут костёр, а дым от него направят в нору.

– Зачем? – удивился хомяк.

– Ну-у, наглотавшись дыма, мы станем задыхаться… и-и… нам придётся выбраться наружу, где нас уже будут поджидать…

Не дослушав до конца объяснения, хомяк упал без чувств, едва не придавив Катарину.

8. Побег

Я совсем не согласна, чтобы меня отсюда выкуривали, – обиженно сказала Катарина, забившись в угол дивана.

– Я думаю, что им нужна та книга, ноты, – предположил мальчик. – Помнишь, как они её искали?

– Ну и отдай её тогда! Она нам совсем и не нужна. Пусть заберут её себе на здоровье и оставят нас в покое. Я хочу скорее к фее Тортинелле!

– Я бы, пожалуй, и отдал, – согласился Том, – но у меня её нет. Она осталась в городе эльфов, у Грушкинса…

Том решил рассказать про свой странный сон. Но тут внезапно из гостиной, где они оставили своего щекастого хозяина, послышался душераздирающий крик.

Подскочив, как ужаленные, дети кинулись к дверям.

На хомяка было страшно смотреть. Глядя в зеркало, он дёргал себя за усы и жалобно стонал:

– Мои усики! Мои усики! Они совсем поседели!

И это была совершеннейшая правда: усы стали белыми, как снег.

Катарина не выдержала. Переживая за бедного хомяка, она разревелась так громко, что заглушила даже всхлипывания хозяина.

Бедняга! Не только усы, но и шерсть на голове у хомяка от пережитых несчастий побелела, словно её хорошенько присыпали мукой.

Тут Том, следуя внезапному наитию, выхватил из угла метёлку, прошёлся ею легонько по хомячьей шкурке и… – о, чудо! – хомяк помолодел на глазах. Ещё пара взмахов – и с драгоценных усов тоже ссыпалась мука.

– Н-да. – Перестав всхлипывать, хомяк обалдело глядел на себя в зеркало. – Это то самое, что просыпалось на меня в кладовой у соседки?

* * *

Том настаивал на стратегическом плане. Катарина с хомяком устало отмахивались: ну какой может быть план, если коршуны сторожат каждую дыру в земле? При упоминании о коршунах хомяка бросало в дрожь и, чтобы успокоиться, он трясущимися лапами тянулся за очередным кружочком морковки.

Том, как отважный капитан, решительно мерял шагами гостиную, выдвигая один смелый план за другим. Что, если ловко прошмыгнуть мимо ночного поста? Или прорваться, напугав коршунов факелами? В ответ на каждое предложение хомяк ещё усерднее вгрызался в морковку, а Катарина плотнее закутывалась в плед.

– Вас-то не велено заклёвывать, – ворчал хомяк, – а про меня такого не говорили. Вообще-то вы можете выйти из норы и сдаться, – предложил он. – Съесть вас не съедят, а всего лишь бережно отнесут к Уморту.

– Ещё чего! – возмутилась Катарина. – А, может быть, Уморт решил пополнить нами свою ценную коллекцию хрустальных статуэток? Мы ведь особая редкость. Эльфов у него уже достаточно, а людей, может быть, ещё не было. Нет, лучше давайте-ка, уважаемейший, прокопайте-ка нам выход отсюда.

Идея оказалась неожиданно неплохой.

– Если прокопать отсюда новый выход, – встрепенулся Том, – в то место, что не охраняется коршунами, то можно было бы спастись. Я читал об этом в книгах. Так убегали узники из тюрьмы.

– Да я совсем не умею копать, – отнекивался хомяк.

– Не может быть! – убеждённо настаивал Том. – Хомяки все умеют копать. Кто же, по-вашему, вырыл эту нору?

– Мой прапрадедушка, – ответил праправнук. – Но лично ваш покорный слуга никогда в жизни не брал в руки лопаты. У меня в норе даже таковой и не имеется…

– А зачем лопата? – продолжал наступать Том. – Хомяки роют норы лапами.

Загнанный в угол щекастый поедатель морковки жалобно посмотрел на свои нежные лапки.

Итак, предстояло определить самое важное – нельзя ошибиться! – в каком месте рыть?

Покопавшись в сундуке, хомяк вытащил карту здешних мест.

– Тут живёт – вернее, жило – семейство сусликов, тут – наша соседка мышь, тут – господин крот, тут – этот пройдоха-Хёрнхен, тут вот место свободно, – водил он усами по карте. – Если копать… рыть отсюда… Боже, да я не знаю даже, как это делается! – пискнул он жалобно.

– Что ж, тогда придётся задохнуться в дыму. Или уж сразу сдаться господину обер-коршуну? – задумчиво вымолвил Том.

Обречённо вздохнув, хомяк засучил рукава.

В нужном месте со стены полетели натюрморты с салатом и петрушкой, а тяжёлый прапрадедушкин портрет уткнулся носом в чашку с чаем. С визгом разъехались креслица, освобождая путь герою-спасителю.

Правой лапой или левой? Это был трудный вопрос. Скорее правой, чем левой. Или, может быть, попробовать сразу обеими?

Сначала работа продвигалась медленно: хомяк с болью в сердце проскрёб безобразную дыру в гладкой стене своей образцовой гостиной.

Но вскоре инстинкт предков приоткрыл глаза, сладко потянулся и, окончательно проснувшись, заставил заработать лапы хомяка так быстро и ловко, что уютно устроившихся на диване зрителей тут же засыпало землёй.

Рраз! Рраз! Вррых! Вррых! Рраз! Рраз! Вррых! Хомяк вошёл во вкус. Нора расширялась и углублялась как по мановению волшебной палочки.

– Чего стоите? Тащите чемоданы! – небрежно бросил через плечо щекастый спаситель. Спотыкаясь о кучи земли, погрёбшие под собой мягкие коврики, дети послушно заторопились с флягами и саквояжами. Хомяк уже исчез где-то в глубине проделанной им норы, когда в лицо им внезапно ударил свежий ночной ветерок.

– Всё! – показались во тьме перепачканные землёй щёки. – Путь свободен! Снаружи никого нет! Самая ближайшая нора – пройдохи-Хёрнхена – на западе. Только не шуметь!

– Спасибо тебе, хомяк! Ты такой славный! – От радости Катарина подскочила и чмокнула перемазанную мордочку прямо в нос. Хозяин носа был явно польщён.

В небе ярко светили звёзды. Ночной воздух был пронзительно свеж. Где-то к западу над норой пройдохи-Хёрнхена бдил кривоносый слуга Уморта. А на голой ночной равнине можно было наблюдать интересное зрелище: в направлении древнего горного хребта серой тенью мчался хомяк с чемоданами на спине. Круглые ушки его были плотно прижаты – и вовсе не от усердия, а от того, что в одно вцепилась Катарина, а в другое – Том.

9. Дверца в скале

Присев на верхушку ели, эльфина с любопытством огляделась.

Вот они, горные ущелья, где обитает горный народец. Диане всегда было любопытно узнать, как живут у себя дома эти умельцы, которые куют такие чудные ожерелья, браслеты, тонкие, как кружево, резные колечки и ещё множество всяких безделушек, которые эльфина так любила. Сравниться с гномами в мастерстве не мог никто.

Внимание эльфины привлёк толстый шмель. Он сделал вокруг неё три круга, а потом не спеша полетел по своим делам. Диана рассеянно проводила его взглядом.

Увидав, что девушка ничего не поняла, шмель вернулся и ещё раз настойчиво покружил над её головой.

Догадавшись наконец, чего от неё хотят, эльфина с любопытством полетела за ним.

Шмель скользил меж ветвями деревьев по одному ему известному пути. Наконец он остановился у скалы, поросшей густым плющом, и сел на веточку, показывая, видимо, что цели они своей достигли.